1 И.Е.Зеленин Сталинская революция сверху после великого перелома 1930-1939

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ
И.Е. Зеленин_
Сталинская
революция  сверху  после  великого  перелома
1930-1939
Политика,
осуществление,
результаты
МОСКВА   НАУКА 2006


УДК 94(47) ББК 63.3(2)615 3-48




https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_LVBEYVlLUUxCVDQ/edit?usp=sharing





Ответственный редактор доктор исторических наук А.С. СЕНЯВСКИЙ
Рецензенты: доктор исторических наук Ю.Н. ЖУКОВ, доктор исторических наук Е.И. ПИВОВАР

Зеленин И.Е.
Сталинская "революция сверху" после "великого перелома". 1930-1939 : политика, осуществление, результаты / И.Е. Зеленин ; отв. ред. А.С. Сенявский ; Ин-т рос. истории РАН. - М. : Наука, 2006. -315 с.-ISBN 5-02-035087-7 (в пер.).

Опираясь на материалы архивов (ФСБ, РГАСПИ, ГАРФ, РГАЭ), опубликованные источники и историческую литературу последних лет, автор освещает узловые проблемы создания колхозного строя в СССР, дает объективную и всестороннюю оценку рассмат­риваемых процессов и явлений. В центре внимания - аграрная политика партии и государ­ства, социальное и экономическое развитие деревни. Поднимается проблема политиче­ских репрессий, принявших в 1937-1938 гг. характер "Большого террора".
Для историков, политологов, экономистов, преподавателей и студентов вузов.
Темплан 2006-11-320
ISBN 5-02-035087-7 © Институт российской истории РАН, 2006
© Зеленин И.Е., 2006 © Редакционно-издательское оформление. Издательство "Наука", 2006


ВВЕДЕНИЕ
По весьма точному определению И.В. Сталина, "сплошная коллективизация" - это "революция сверху", поскольку "бы­ла произведена сверху, по инициативе государственной власти". Правда, вторая часть этого определения была далека от действи­тельности, ибо утверждалось, что она происходила "при прямой поддержке снизу со стороны миллионных масс крестьян, боров­шихся против кулацкой кабалы, за свободную колхозную жизнь". Впрочем СП. Трапезников, "маститый" историк-аграр­ник, возглавлявший при Л.И. Брежневе отдел науки ЦК КПСС, критиковал и первую часть сталинского определения, поскольку инициаторами коллективизации, по его мнению, были "сами кре­стьяне", а партия лишь "поддержала их порыв" и "помогла в осу­ществлении коренной реконструкции сельского хозяйства" (выделено авт. - И.З.у. Однако вряд ли можно упрекать Сталина в недооценке "порыва крестьян" к коллективизации задолго до того, как были созданы для этого серьезные предпосылки.
Более того, генсек явно переоценивал стремление крестьян-единоличников к массовому вступлению в колхозы, когда в ноябре 1929 г. в статье, опубликованной в "Правде", объявил, что в деревне произошел "великий перелом": "в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, как это имело место рань­ше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами". "В колхозы пошел середняк. В этом основа коренного перело­ма в развитии сельского хозяйства... Советская власть не может угнаться за ростом колхозного движения в деле снабжения ма­шинами и тракторами"2.
А если предположить, что так все и было на самом деле, то следовало бы ожидать, что вскоре после "великого перелома" (во всяком случае к концу первой пятилетки), подкрепленного к тому же масштабными поставками в деревню новой машинной техники, развертыванием сети МТС, появлением сотен зерно­вых и животноводческих совхозов, вооруженных тракторами и Другой техникой, в работу которых входило оказание крестья­нам действенной помощи в создании колхозов (обработка зе­
3
мель, уборка урожая, агротехнические консультации и т.д., "ре­волюция сверху" должна была завершиться. Все это в той иной мере осуществлялось, но крайне бессистемно, неэффективно. Основная причина-"гигантомания" в совхозном строительстве, крайне низкий уровень подготовки механизаторских кадров ("рулевых"), а также агрономов и зоотехников. Новые совхозы, задуманные как "фабрики зерна", "молока" и "мяса", с начала 1930-х годов, когда иссякло естественное плодородие целинных земель, терпели огромные убытки, их поля зарастали сорняка­ми и бурьяном, стали превращаться в "колоссов на глиняных но­гах". Массовый порыв крестьян, стремление к объединению в колхозы, если кое-где и были, но в таких условиях гасились в самом начале. Выходы из колхозов с начала 1932 г. приняли массовый характер.
Тем не менее Сталин в докладе об итогах первой пятилетки на январском (1933 г.) Пленуме ЦК ВКП(б), опираясь на явно за­вышенные данные, не учитывавшие выходов из колхозов, зая­вил, что более "60% крестьянских хозяйств с охватом свыше 70% всех крестьянских площадей" вступили в колхозы, "что означает "перевыполнение пятилетки в три раза (выделено авт. - И.З.У; "кулачество как класс разгромлено, хотя и не добито"; "СССР уже преобразован из страны мелкотоварного хозяйства в страну самого крупного сельского хозяйства в мире". А поэтому "имеет­ся возможность" (выделено авт. - И.З.) вместо 500-600 млн пу­дов товарного зерна, которое заготавливалось в доколхозный пе­риод, заготавливать 1200-1400 млн пуд. ежегодно3. Иначе говоря, речь шла только о количественных показателях коллективиза­ции на текущий момент и об открывающихся в этой связи пер­спективах ежегодных увеличений хлебозаготовок более чем в два раза. Судя по всему, Сталин предполагал через год, на XVII съезде партии, более подробно отчитаться об итогах колле­ктивизации и развитии сельского хозяйства в годы первой пяти­летки, опираясь на конкретные данные за 1933 г. Съезд состоял­ся в январе-феврале 1934 г. Соответствующий раздел доклада генсека был назван "Подъем сельского хозяйства". Однако в нем по существу речь шла о кризисе сельскохозяйственного произ­водства, прежде всего животноводства и зерновой отрасли. Со­вершенно очевидно, что сценарий предстоящего раздела доклада был иным. Однако в первой половине 1933 г. на деревню обру­шился невиданный еще в России голод, жертвами которого стали от 7 млн до 8 млн крестьян, совпавший по времени с завершени­ем "в основном" сплошной коллективизации. Сталин к возникно­вению и углублению этой трагедии имел самое непосредственное отношение. Однако на протяжении многих лет (вплоть до сен­
4
тября 1940 г.) он отрицал факт наличия голода в стране, запре­щая давать о нем какую-либо информацию в открытой печати. В такой ситуации приводить в докладе конкретные данные о несу­ществующих успехах в развитии сельского хозяйства в результа­те "победы колхозного строя" было не только неуместно, но даже опасно, имея в виду естественную реакцию населения.
Именно поэтому, по мнению автора, генсек вынужден был дать в своем докладе более или менее приближенную к действи­тельности оценку ситуации в сельском хозяйстве, объяснить, ссылаясь на объективные факторы, причины неудач и спадов, пообещать быстрый выход сельскохозяйственного производства из кризиса. В докладе на съезде Сталин впервые применительно к деревне и сельскому хозяйству ввел понятие "реорганизацион­ный период", в связи с которым спад производства (но отнюдь не кризис!) был неизбежен и как бы запланирован. Для его преодо­ления, подчеркнул он, потребуется "много времени", будут "большие издержки". Пришлось признать, что "период реорга­низации" "был годами наибольшего уменьшения продукции зер­новых культур", а животноводческая отрасль "крайне болезнен­но перенесла" этот период, что "падение скота еще продолжает­ся" и что только в конце этого периода "можно ставить вопрос о поднятии урожайности как один из основных".
Вождь критиковал "огульное расширение посевных площа­дей", поскольку "бывает, что площади растут, а продукция не растет или даже падает, ввиду того что обработка земли ухудши­лась" и т.д. И самое примечательное, что все эти негативные и как бы даже предвиденные явления начались с "первого года ре­организации", т.е. с объявленного им года "великого перелома". А "наибольших размеров упадок достиг" в 1933 г. "Что касается использования тракторов и машин, то неудовлетворительное со­стояние этого дела до того ясно и общеизвестно, что не нуждает­ся в доказательствах", - констатировал Сталин. Это касалось МТС, прокатных пунктов, новых совхозов. Правда, Сталин обна­дежил и пообещал: "В 1933 г. наметились признаки прямого подъема", а "1934 год может и должен стать годом перелома к подъему... По свиноводству уже начался обратный процесс".
Только в одном "достижении" докладчик не сомневался, сто­ял, как говорится, насмерть: "Колхозы победили окончательно... Наше советское крестьянство окончательно и бесповоротно ста­ло под красное знамя социализма". Было ясно, что обратной до­роги на этом пути нет. Но все же он несколько смягчил ситуа­цию: "Дальнейший процесс коллективизации" будет представ­лять постепенное всасывание и перевоспитание остатков кресть­янских хозяйств колхозами. К "остаткам" вождь отнес более
5
9 млн единоличных хозяйств, на которые приходилось почти 40% всех хозяйств деревни. Открытым, разумеется, оставался воп­рос - захотят ли эти хозяйства, отнюдь, не малочисленные, доб­ровольно войти в колхозы, становиться под "красное знамя соци­ализма"4.
Об окончательном завершении коллективизации и "гибели единоличного хозяйства", а также о разрешении зерновой проб­лемы Сталин объявил 10 лет спустя, в марте 1939 г. в отчетном докладе на XVIII съезде партии. Однако и на этот раз он был не вполне точен и конкретен, поскольку не решена была непростая проблема коллективизации хуторских хозяйств, которых насчи­тывалось в стране (в границах до сентября 1939 г.) около 1 млн. Эта задача в целом была решена только к концу 1940 г. с помо­щью применения испытанных силовых методов. В то же время в основном была решена зерновая проблема, но "не легко и быст­ро", как утверждал Сталин в докладе на съезде. Развитие зерно­вой отрасли в стране он анализировал (не от хорошей жизни) на основе данных о "видовой урожайности", отличавшейся от фак­тической ("амбарной") в сторону увеличения на 25-30%5.
Иначе говоря, на "окончательное решение" проблем, постав­ленных вождем в ноябре 1929 г. в связи с "великим переломом" в деревне, потребовалось еще почти 10 лет. Почему так растянул­ся этот процесс? Как, какими методами и темпами он осуществ­лялся? Какие в этой связи можно выделить этапы? Как соотно­сились в ходе преобразований их позитивные и негативные сто­роны? Менялась ли в той или иной степени аграрная политика партии? Как реагировали власти на справедливые просьбы и тре­бования крестьян, различные формы их сопротивления, в том числе и открытое, вплоть до вооруженных выступлений? Како­вы, наконец, общие итоги отдельных хронологических этапов сталинской "революции сверху"?
Об этих и многих других вопросах пойдет речь в предлагае­мой монографии. В ряде случаев это будут не окончательные выводы, а суждения автора, попытка в той или иной мере про­яснить поставленные вопросы и проблемы, высказать свою точку зрения.
Хронологические рамки монографии основываются на двух главных рубежах: начальный - сентябрь 1930 г., когда в связи с "великим переломом", провозглашенным Сталиным 7 ноября 1929 г. (к XII годовщине Октябрьской революции), по его указа­нию началась организация "нового мощного подъема колхозно­го движения" (Директива "О коллективизации" 20 сентября, письмо ЦК ВКП(б) 24 сентября); завершающий - сентябрь 1939 г., совпавший с началом Второй мировой войны (1 сентяб­
6
ря), включение в состав СССР (по договору Сталина с Гитлером 23 августа) новых территорий - Западной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии, а несколько позже, в начале 1940 г. -Латвии, Литвы, Эстонии.
Следует подчеркнуть, что в настоящее время открылись до­полнительные возможности для более глубокой и всесторонней разработки данной темы. В 2005 г. завершилась уникальная пуб­ликация пятитомного издания "Трагедия советской деревни. Кол­лективизация и раскулачивание: документы и материалы 1927-1939 гг."6 В сборники включены документы, многие из ко­торых были засекречены, хранились за семью печатями соответ­ствующих властных структур.
Среди них - почти недоступные ранее исследователям доку­менты Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации (ЦА ФСБ), ряд документов Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) - бывшего архива ЦК ВКП(б) - документы Полит­бюро, в том числе "Особые папки", личные архивы Сталина, Ка­гановича, Молотова, Микояна. Составителям сборников удалось в полном объеме воспользоваться документами и материалами Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) - фон­ды ЦИК, ВЦИК, СНК СССР, НКВД, Прокуратуры, Верховного суда, а также Российского государственного архива экономики (РГАЭ) - фонды ЦСУ СССР, Наркомзема, Колхозцентра и др. Привлечены, пожалуй, впервые в связи с коллективизацией, до­кументы Российского государственного военного архива (РГВА).
Большую и трудоемкую работу по выявлению, отбору и ком­ментированию документов "своих" архивов (наряду с историка­ми) проделали сотрудники названных архивов. В этой работе участвовали и ведущие историки Запада и Востока - США, Кана­ды, Великобритании, Австралии и Республики Корея. В 5-м томе использованы документы, представленные сотрудниками Обще­ства "Мемориал".
При подготовке монографии автор прежде всего опирался на материалы и документы 3, 4 и 5-х томов, позволяющие по-ново­му взглянуть на произошедшие в деревне события, уточнить, а нередко пересмотреть сложившиеся концепционные подходы, многие положения и выводы. Кроме того, автор, как один из не­посредственных участников этого издания, имел возможность ис­пользовать документы, по тем или иным причинам не вошедшие в опубликованные сборники, или данные в извлечениях. Одна из первых попыток публикации специальной статьи по материалам пятитомника была предпринята настоящим автором вскоре пос­ле выхода в свет 3-го тома7.
7
Наличие в вводных статьях пятитомника общей характери­стики историографии данной темы (прежде всего новейшей, но по некоторым сюжетам и предшествующей) освобождает автора от необходимости специального рассмотрения этих проблем. В то же время в тексте книги, а иногда и в примечаниях по ходу изложения, приходится обращаться к работам ряда историков по­следних лет в связи с использованием тех или иных фактических данных, общей оценки некоторых монографий и статей, а иногда и в порядке дискуссии, в том числе и концепционного характера.
Основная цель монографии определяется тем, чтобы, опира­ясь на всю совокупность имеющихся документов (прежде всего материалов пятитомника), а также историографию последних лет (включая и работы западных ученых), осветить узловые про­блемы темы, дать объективную и всестороннюю оценку рассма­триваемых процессов и явлений. В центре внимания - аграрная политика партии и государства, определяемая Сталиным, Полит­бюро ЦК ВКП(б), которая исходила из большевистской (в основ­ном сталинской) модели построения социалистического общест­ва, принципов большевистского социализма. И в то же время, как свидетельствуют документы, изменялась и уточнялась под влия­нием происходивших процессов (в частности, активного и пассив­ного сопротивления крестьянства). Эффективность этой полити­ки, ее результаты анализируются на материалах, характеризую­щих развитие социальной и экономической сфер деревни. Осо­бое внимание уделяется проблеме политических репрессий, зна­чительно усиливавшихся в начале 1930-х годов в связи со сплош­ной коллективизацией и принявших в 1937-1938 гг. характер "Большого террора".
Проблема "ликвидации кулачества как класса" рассматри­вается широко и всесторонне, включая и "спецпереселение". В то же время положение крестьян ("кулаков") в местах поселе­ний (лагерях ГУЛАГа), как и в пятитомнике, ограничивается общей характеристикой и приведением некоторых обобщаю­щих данных.
В настоящей работе использованы некоторые документы не­давно вышедших первых томов серии "Советская деревня глаза­ми ВЧК-ОГПУ-НКВД: документы и материалы 1918-1939 гг.»
Глава первая
ПИК ОБЩЕКРЕСТЬЯНСКОЙ ТРАГЕДИИ (сентябрь 1930-1933 гг.)
"НОВЫЙ ПОДЪЕМ" КОЛХОЗНОГО ДВИЖЕНИЯ
После исправления "грубейших ошибок и искривлений" в ходе коллективизации на первом ее этапе (зима-начало весны 1930 г.) произошел массовый отлив из колхозов. Уровень коллек­тивизации, в том числе и за счет "бумажных колхозов", к концу лета 1930 г. снизился почти на две трети (по СССР - до 21,4%, по РСФСР - до 19,9%). А затем наступило кратковременное "зати­шье", своеобразная стабилизация, когда "низы" добровольно не хотели возвращаться в колхозы, а тем более создавать новые, а растерявшиеся "верхи" на местах не решались начинать новое наступление на крестьян. Вот их типичная реакция: "Весной мы обожглись на коллективизации, больше не хотим" (Болотников­ский район Новосибирской области); "Прилива в колхозы нет по­тому, что теперь коллективизация добровольная. Вот и боишься: то перегиб получится, то недогиб" (Сальский район Северо-Кав­казского края)1.
Такое "умиротворение" было крайне необходимо обеим сто­ронам конфликта, стране в целом: «Если бы не были тогда не­медленно приняты меры против искривлений партлинии, - гово­рилось в закрытом письме ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1930 г., - мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений, добрая половина наших "низовых" работников бы­ла бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подор­вано колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение»2. И с этим вполне мож­но согласиться: крестьянская война, угроза которой нарастала, крайне опасна, последствия ее непредсказуемы.
В той или иной мере эта задача вплоть до осени 1930 г. реша­лась, хрупкое равновесие между участниками противостояния со­хранялось. Однако Сталина и его ближайших соратников даже в краткосрочной перспективе не устраивали ни спад, ни застой коллективизации, ни отказ местных руководителей от ее даль­нейшего форсирования. И прежде всего потому, что на основе единоличного хозяйства, как показал опыт применения чрезвы­чайных мер в конце 1920-х годов, не удалось решить проблему
9
хлебозаготовок. Теперь же под угрозой оказалась одобренная XVI съездом партии программа форсированного развития тяже­лой промышленности. Крайне озабоченный этой ситуацией, Ста­лин, отдыхавший в то время на Кавказе, 2 сентября 1930 г. пишет Молотову: "Следовало бы, по-моему, дать внутреннюю директи­ву обкомам и райкомам... сосредоточить все свое внимание на ор­ганизации прилива в колхозы... открыть систематическую и на­стойчивую кампанию печати за колхозное движение, как глав­ный и все решающий теперь фактор сельхозстроительства"3.
21 сентября 1930 г. Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривает вопрос "О директиве по коллективизации" (докладывает В.М. Молотов). Бауману, Яковлеву и Юркину поручено в двух­дневный срок подготовить проект этой директивы. 24 сентября утверждается "Письмо ЦК ВКП(б) всем крайкомам, обкомам и ЦК нацкомпартий" "О коллективизации". В нем резко критику­ются парторганизации за то, что они "практически не разверну­ли работу... по дальнейшему развертыванию прилива в колхо­зы"; "преобладает пассивное и выжидательное отношение (став­ка на самотек) к новому приливу"; "организация новых колхозов и вовлечение в старые не увязывается с хлебозаготовками и осенними полевыми работами, откладывается до зимы и весны"; "в ряде мест явно ослаблено наступление на кулака и отпор его возросшей активности, попыткам срыва колхозного движения и хлебозаготовок". Было предложено: "Немедленно добиться ре­шительного сдвига в деле организации нового мощного подъема колхозного движения, увязав всю работу по коллективизации с проведением правильной партийной линии в хлебозаготовках в соответствии с директивами ЦК..." ЦК предостерегал против "ошибочной тенденции" "подменить организацию артелей сель­скохозяйственными кооперативными товариществами... как ос­новной формы колхозного движения на данном этапе"4. Все вер­нулось на круги своя к началу 1930 г.
Это письмо в конце сентября-начале октября 1930 г. обсуж­далось в обкомах и крайкомах партии, в ЦК компартий респуб­лик и было, разумеется, принято "к неуклонному руководству и исполнению". Подкреплением этой директивы явилось утвер­ждение декабрьским (1930 г.) Пленумом ЦК и ЦКК ВКП(б), а за­тем третьей сессией ЦИК СССР (январь 1931 г.) жестких заданий ("контрольных цифр") по коллективизации на 1931 г. для всех ре­гионов страны. Речь шла о "полной возможности" коллективизи­ровать в течение года "не менее половины всех крестьянских хо­зяйств, а по главным зерновым районам - не менее 80%", что оз­начало для них "завершение в основном сплошной коллективиза­ции и ликвидацию кулачества как класса"5.
10
Установление таких сроков для крестьянских хозяйств ог­ромной страны, а тем более придание им силы закона, само по се­бе означало грубое попрание таких элементарных принципов ко­оперирования, как постепенность этого процесса, строгая добро­вольность вступления в кооперативы. Таким образом, курс на ее всемерное форсирование продолжался: подготавливалось новое наступление на крестьянство, основанное на применении сило­вых, насильственных методов.
Политбюро позаботилось даже о братской Монголии. В по­становлении от 15 ноября 1930 г. отмечалось "недопустимо сла­бое внимание колхозному движению со стороны монгольских го­сударственных и кооперативных организаций". "Старший брат" рекомендовал ЦК Монгольской партии "добиться в кратчайший срок решающих сдвигов в этом деле"6.
Однако грозные события февраля-марта 1930 г. показали, что одного насилия недостаточно, необходимы и меры, в той или иной мере стимулирующие вступление крестьян в колхозы. К их числу можно отнести широко разрекламированную программу строительства новых МТС; "твердые" обещания упорядочить ор­ганизацию и оплату труда в колхозах, гарантировать колхознику ведение в определенных размерах личного подсобного хозяйства и др. Что касается строительства новых МТС, то и здесь далеко не все складывалось в пользу крестьян-колхозников. 10 сентября 1930 г. ЦК ВКП(б) принял решение о реорганизации колхозно-кооперативной системы. Строительство и руководство МТС в СССР решено было сосредоточить в Трактороцентре - государ­ственном органе. Все машинно-тракторные станции переходили в руки государства, в том числе и тракторные колонны, принад­лежавшие отдельным колхозам или группам колхозов.
В постановлении ЦК ВКП(б) от 29 декабря 1930 г. утвержда­лось что "в лице МТС выявлена и проведена на массовом опыте форма организации Советским государством крупного коллек­тивного сельского хозяйства на высокой технической базе, в ко­тором наиболее полно сочетается самодеятельность колхозных масс в строительстве своих коллективных хозяйств с организаци­ей и технической помощью и руководством пролетарского госу­дарства"7. В связи с этим постановлением ЦК партии отменил один из пунктов своего постановления от 5 января 1930 г., допус­кавшим выкуп колхозами техники МТС.
Передача принадлежавшей колхозам и их кооперативным объединениям техники государственным МТС была завершена к концу 1930 г. В то же время крестьяне вынуждены были уча­ствовать в строительстве новых МТС путем покупки акций Трак-тороцентра. Так, из 540 млн руб., затраченных на строительст­
11
во МТС в 1931 г., колхозы и другие производственные объеди­нения крестьян внесли (посредством приобретения акций) 211,6 млн руб. (39% общих капиталовложений)8. К концу 1931 г. программа строительства новых МТС была выполнена: к весне их число возросло до 1205, к концу года - до 1400. Разумеется, МТС внесли свой вклад в механизацию колхозного производст­ва, главным образом полеводства, зерновой отрасли. Однако колхозы, как вскоре выяснилось, не только не могли контроли­ровать их работу, влиять на ее качество, но фактически попали под жесткий контроль еще одного государственного органа. МТС помимо выполнения своих непосредственных задач по ме­ханизации колхозного производства (за что по договорам с кол­хозами исправно взимали с них за свои услуги немалую натуроп­лату, независимо от качества и результатов произведенных ра­бот), по указанию партийно-политических и земельных органов строго следили за выполнением плана хлебозаготовок в кол­хозном секторе, за ходом коллективизации и т.д. Не случайно поэтому уровень коллективизации в районах деятельности МТС, как правило, значительно превышал показатели в других районах. В июне 1931 г., например, в целом по СССР он состав­лял соответственно 71,6 и 48,6%; на Средней Волге - 74,4 и 50,5%; в Западной Сибири - 64,7 и 49,5; в Белоруссии - 50 и 35,4% и т.д.9 И это несмотря на то что темпы коллективизации значительно опережали рост технической оснащенности кол­хозного производства. Более того, резкое сокращение главной тягловой силы не компенсировалось поступлением машинной техники, именно поэтому колхозам по указанию начальства не­редко приходилось использовать коров (в том числе принадле­жащих колхозникам) на пахотных и других работах. В таких ус­ловиях "агитаторам и пропагандистам", убеждавшим крестьян-единоличников в преимуществах колхозов, крупного общест­венного производства, было нелегко. Приходилось прибегать к методам "кнута и пряника".
Вот как это виделось авторам постановления ЦК ВКП(б) от 20 января 1931 г. "О развертывании производственной агитации и массовой работы в связи с подготовкой к весенней посевной кампании". Перед местными партийными органами была постав­лена задача превратить начавшийся осенью 1930 г. рост колхоз­ного движения в "мощный прилив в колхозы", добиться безус­ловного выполнения темпов коллективизации, намеченных де­кабрьским (1930 г.) Пленумом ЦК ВКП(б). Было предложено во всех зерновых районах и в районах технических культур создать инициативные группы по организации артелей; организовывать бригады старых колхозников в целях оказания помощи едино­
12
личникам в создании колхозов; "широко двинуть в помощь кол­лективизирующейся деревне рабочие бригады по ремонту инвен­таря"; "особо должны быть проработаны во всех колхозах прави­ла распределения урожая с тем, чтобы исключить в дальнейшем какие бы то ни было элементы дележа урожая по душам" и т.д.10 Эти предписания сверху были выданы Сталиным за особен­ности "нового подъема" колхозного движения, когда в качестве "организаторов и агитаторов колхозного дела" выступали сами колхозники. Как будто уже и не требовались усилия государства, методы принуждения по убеждению единоличников вступать в колхозы.
В действительности все было иначе, о чем убедительно сви­детельствуют письма крестьян, сообщения селькоров, поступав­шие в органы власти и редакции газет весной 1931 г.
В конце января-первой половине февраля 1931 г. в информа­ционных сводках Колхозцентра, край- и облколхозсоюзов, пол­номочных представителей ОГПУ по краям и областям о ходе коллективизации и подготовке к весеннему севу преобладали су­губо позитивные оценки. И это понятно: местным руководите­лям хотелось поскорее отчитаться о выполнении постановления ЦК от 20 января 1931 г. Так, в сводке полномочного представи­теля ОГПУ по Западно-Сибирскому краю, датированной концом января, сообщалось: "Мобилизация внимания вопросу вовлече­ния в коллективы бедняцко-середняцких хозяйств со стороны районных организаций внесла заметные сдвиги в области колхоз­ного строительства. Поступающие с мест материалы продолжа­ют отмечать усиление активности бедноты и середняков, выра­жающейся в организации новых коллективных объединений и вступления в старые колхозы"11. Далее приводились конкретные данные по семи районам.
Средневолжский крайколхозсоюз в сводке в Наркомзем СССР "О ходе коллективизации" (10 февраля 1931 г.) сообщал: "Усиление темпа коллективизации со второй половины января, особенно в начале февраля, произошло вследствие усиленной ра­боты по коллективизации всех партийных, советских, профсоюз­ных и колхозных организаций, краевых, районных и сельских. Наметился определенный сдвиг в работе. Предвыборная кампа­ния сельсоветов, колхозов, районные съезды и съезды советов и колхозов, краевой съезд колхозников и единоличников, ленин­ский призыв в колхозы, работа буксирных бригад, мобилизация и работа двадцатипятитысячников, соцсоревнование, усиление работы вербовочных бригад в колхозах и инициативных групп, заканчивающиеся распределением доходов в колхозах - все это усилило приток в колхозы новых слоев колхозников". Приводи­
13
лись данные о том, что за период с января по 10 февраля 1931 г. процент коллективизации в крае вырос с 25,1 до 33,6, число кол­хозов - с 4765 до 5166, а число хозяйств в них - с 338,8 тыс. до 429,3 тыс. Подробно описывались формы и методы работы на местах по вовлечению единоличников в колхозы12. Однако даль­нейший ход событий не только не подтвердил этих сообщений, но и по существу их опроверг. Об этом свидетельствуют, напри­мер, сводки писем крестьян и сообщений селькоров в редакцию газеты "Социалистическое земледелие", поступивших в конце марта-начале апреля 1931 г. Материалы эти в связи с тем, что они "содержали факты главным образом отрицательного харак­тера, не могли быть использованы в печати". С таким примеча­нием редакция газеты направила их в Наркомзем СССР, озагла­вив "Коллективизация и положение в деревне"13.
Приведем выдержки из некоторых сообщений корреспонден­ции и писем крестьян. Сначала - выдержки из сообщений коррес­пондентов газеты, претендующих на большую объективность и широту охвата событий.
- Корреспондент ст. Курганной (Северный Кавказ): "Отдельные станицы нашего района в погоне за высокими цифрами коллективиза­ции, в стремлении "догнать и перегнать", стали фактически на путь рез­кого снижения контингента хозяйств, подлежащих коллективизации... В последнюю декаду февраля были обнаружены перегибы, выражав­шиеся в нарушении добровольности: "Не пойдешь в колхоз - ты канди­дат на Соловки";
- Селькор Н. Скворцов из Ресковского района ЦЧО: "В последние дни января 1931 г. и в начале февраля в Ильмень приехала бригада по коллективизации во главе с т. Зубковым, членом партии. Стремясь до­биться 100% коллективизации, этот Зубков принимает такие меры: 2000 пудов хлеба, недовыполненные единоличниками по хлебозаготов­кам, он распределяет совместно с бригадой и сельсоветом на оставших­ся единоличников-середняков, стремясь таким образом загнать их в колхоз... У середняков отбирались последние коровы и овцы... Не луч­ше проходит месячник коллективизации по Песковскому сельсовету. Здесь встречались факты, когда из дома выгоняли беднячку и выбрасы­вали ее скарб на снег. Безобразные головотяпские методы коллективи-зирования деревни, искажающие политику партии, отпугивают кресть­ян от коллективизации";
- Селькор Талицких Иван из Хворостянского района ЦЧО: "Хво-ростянский район коллективизирован на 53%... От 11% к сентябрю 1930 г. шагнули к 53% к 10 марта. Темпы коллективизации поистине "большевистские"... Установлено, что коллективизация района постро­ена на "живую нитку"... Колхозы "Борец за революцию", "Верный", им. Максима Горького, им. Энгельса, "Новый свет", "Красные Дебри", "Память Ленина", им. МОПРа, "Серп и молот" организовывались на бу­
14
маге... бумажные колхозники заявляют протест и выписываются из колхоза";
- Корреспондент из Татарии: «В Агрызском районе отмечены многочисленные случаи, когда раскулаченные, сами отказываясь от земельного надела, агитируют за это и среди бедняцких слоев населе­ния: "Какой же смысл обрабатывать землю, если хлеб все равно отбе­рут?" В селениях, где во время хлебозаготовок имели место перегибы, где отсутствует разъяснительная работа, отдельные середняцкие хозяй­ства шли на кулацкую удочку и отказывались принимать контрольные цифры по севу... В Тетюшском районе подкулачники усиленно агитиру­ют против встречных планов, доказывая, что "как ни расширяй посев­ную площадь - все излишки хлеба все равно пойдут государству"».
А вот наиболее типичные высказывания крестьян различных районов, охваченных коллективизацией в период ее "нового подъема" (февраль-апрель 1931 г.):
- Анонимное письмо из Кимовского района Северного Кавказа: «Рабочие-ударники, приехавшие с завода или фабрик, ходили по дворам с криками: "Запрягай лошадь сейчас и накладывай рожь и овес". Кре­стьянин говорит: "У меня осталась только солома и той не хватает". Но они не считаются с этим. "Накладывай, говорят, иначе дадим твердое задание". До тех пор создавали красные обозы, пока весь семенной фонд не вывезли.
Сейчас приказывают засыпать семфонды, а у самих нет кормов, лошади падают, коровы тоже, топлива нет. Народ страдает от холода. А вы отправляете иностранным державам лес, дрова и т.д.»;
-Дубов, Землянский район ЦЧО: "Мне нет жизни в Советской Рос­сии, Советская власть меня преследует за то, что я читаю Библию и го­ворят, что нет места здесь попу, место им в Соловках. Я ведь не писал эти книги... Иисус Христос заповедовал всем - любите друг друга как самих себя, а кто попросит верхнюю одежду, отдай и нижнюю. За это его возлюбили и распяли. И еще вышло учение Ленина. Он тоже ска­зал - фабрики и заводы рабочим, а земля - крестьянам. Но сейчас вез­де и всюду один звон - долой кулака, стереть его с лица земли. Но я на­блюдаю, какая работа идет. Стали кулачить тех, которые вечно жили по батракам. Советские служащие стали как попы. Говорят на каждом собрании о равенстве и братстве, где же это равенство - сами ходят одевши и обувши, а крестьянин гол и бос, да еще не стали давать хлеба вволю, который он сам выращивает";
- Л. Зайцева, Почепский район Западной области: "В советской стране существует принудительный труд. Пришлют повестку кубомет­ров на 100. Крестьянин не успел опомниться, а несут уже штраф от 50 До 100 руб. Крестьяне истощали от налогов, которых не перечесть. Бе­рут последних овечек, коров, а сам можешь в Соловки угодить, если к сроку не выполнить. Вот наша и свободная страна, а милиция не уезжа­ет из деревень - все пишет протоколы, скот за штрафы берет... Сейчас
15
из домов выбрасываются полуголодные и полураздетые дети, плач и крики раздаются ужасные. Об этом дошли слухи и до иностранцев, ко­торые стали тоже протестовать. Мы же им даем ответ, что у нас, мол, этого нет, у нас только добровольный труд. Зачем же врать? Крестья­не смеются: что вы так врете в своих газетах? Русские газеты поэтому назвать можно газетами лжи... Ни в одной стране нет такого насилия, как в России. Кто бы ни приехал, грозит нам тюрьмой и ссылкой. У нас не строится социализм хозяйственный, у нас уже построен социализм тюремный, штрафов и насильственного труда. Вот ваш социализм. Просим пропустить это письмо в газету, но, конечно, вы эту правду не пропустите";
- Деревня Луховицы Московской области (без подписи): "Говорят, что советская власть не хочет погибели крестьян? Но это только на словах, а на деле мы, крестьяне, видим гибель. Землю насильно отбира­ют, самообложения и разных налогов без отказа. Надо сделать в Моск­ве виселицу и по несколько человек в день вешать. Тогда вся земля ста­нет вашим владением. Разве крестьянин не дает власти хлеба, денег -все дает по возможности. Но сейчас крестьянин раздет и разут и еды нет. Как тут жить? Власть с нами не считается. Нехорошо, товарищи";
- Колхоз "Буденовец" Николаевского района Нижне-Волжского края (без подписи): "Настоящее наше письмо просим передать Сталину. Мы просим его прекратить враждебность между народом, не принуж­дать административно в колхозы. Получается, что за свой труд зарабо­тали кнут. Такая программа в корне неправильна. Надо дать всем воль­ный труд, и тогда видно будет, как года через три изменится положение в России, а если будет продолжаться по-прежнему, то лучше голову на плаху... В колхозе огромный развал и убыток, а когда урожай получит­ся плохой, будет полнейший крах... Приезжайте кто-нибудь из порядоч­ных людей и расспросите колхозников, каково положение дел... Если колхозы просуществуют 2-3 года, мы вполне уверены, что останемся голодные и холодные... Будьте добры, пришлите человека, который бы мог разобраться в этом деле";
- Колхозники Копылова, Глухова, Чуркина и другие, с. Алгай Но-воузенского района Нижней Волги: «Вы хорошо пишете обо всем. У нас, дескать, в СССР все хорошо, строятся заводы, растет сельское хо­зяйство, крепнут колхозы и совхозы, но мы просим взглянуть во внутрь всего этого. Мы в колхозе второй год. Был недород, и сейчас толпы оборванных, полуголодных людей весь день толпятся и просят одежды и хлеба. Мы добили скотину, много погибло от бескормицы, остальная взята на мясозаготовки. Никто этого почему-то не замечает. По газе­там все хорошо, а на деле - жить нельзя... У крестьян-бедняков и серед­няков отнимают последнюю овцу, а потом ее губят. Твердые задания даются беднякам, тащат последнюю телку. Люди дышут огнем, прокли­нают Сталина, который создал эту скорбь...
Когда колхозы будут показательными, тогда крестьянин будет до­верчив... Не нужно разорять оставшиеся бедняцкие и середняцкие еди­ноличные хозяйства и загонять их этим в колхозы. Пусть они живут
16
своим трудом, а когда убедятся, то придут сами... Сейчас у крестьян-еди­ноличников скот сытый, но его у него отнимают и губят. У вас в газете все хорошо, все в порядке, а мы думаем, в порядке только Москва, Кремль и Сталин. Ему со всех концов СССР пишут, что все благополуч­но, а он верит и раздувает свое лицо шире. Сталину надо самому посмо­треть все, что творится... Сидя в Москве легко говорить: "у нас строи­тельство, рост, а у капиталистов кризис". Какое нам дело до капитали­стов, когда у нас разруха и голод? Мы настойчиво просим поместить наше письмо»;
-Н.К. Загонов, с. Бугрово, Руднянского района Западной области: «В области коллективизации имеются опять "левые" перегибы... Рай­онные работники применяют меры принудительного характера по ор­ганизации прилива. Твердые задания предъявляют к крестьянам-серед­някам и даже к беднякам, если последние добровольно не вступают в колхозы. В результате воодушевленности масс нет никакой, и прилив этот бумажный, не жизненный... в колхозы загоняют всех силой... Кре­стьянство, находясь в таких условиях, ждет с нетерпением прихода ин­тервентов, которые их освободят от коммунистического гнета... Необ­ходимо срочно приостановить принудительные акты, направленные против середняцких хозяйств»;
- Ф.С. Гоинский, с. Крамлино Парфеновского района Тверской об­ласти: "По всему громадному Союзу ССР расплодились многочислен­ные комиссары, ударники, бригады... Коммунисты-большевики прель­щают всех крестьян, в том числе Тверской губернии и соседних губер­ний, снабжением их тракторами, стальными конями для обработки по­лей, а также комбайнами-сеялками, жатвенными машинами, дорогими молотилками. Эта затея - чистая утопия! До тракторов ли теперь таких дорогих по цене, до комбайнов ли... до утопических социалистических затей?.. Мнимых кулаков-крестьян то и дело сажают в тюрьмы... Боль­шевики-ленинцы сморили многих граждан голодом, раздели и разули, обложили крестьян непосильными налогами... Многие русские храмы превратили в склады... отобрали церковную утварь, сбросили коло­кола... Христианство есть религия взаимной любви между людьми, искренней дружбы. Социализм же есть религия ненависти, зависти, вражды между людьми"14.
Это письма-предупреждения властям, лично Сталину в связи с насильственной и бесправной в отношении крестьян коллекти­визацией. И предложения что надо делать, чтобы исправить по­ложение, не довести дело до крестьянской войны. А надо, преж­де всего, как обещали, создавать колхозы без торопливости и спешки, на добровольной основе, считаясь с интересами кресть­ян, деревни в целом, учитывая национальные и региональные особенности огромной страны. Особенно возмущало крестьян отношение местной и центральной властей к церкви, к религии, глумление над церковными святынями, игнорирование вековой приверженности крестьян к христианству и другим конфессиям.
17
Сталин, судя по письмам, стал терять доверие и уважение сельских жителей, создаваемое официальной пропагандой. Его изречениям по поводу преимуществ социализма, колхозов, кри­зиса капитализма в западных странах мало кто верил в условиях критического положения крестьян и советской деревни в целом. В некоторых письмах речь даже шла о приближавшейся против СССР войне со стороны западных держав, которая должна при­вести (надеялись!) к падению советской власти и освобождению деревни от ненавистного сталинского режима. Разумеется, в сводках ОГПУ, Наркомзема и Колхозцентра такого ряда выска­зывания объяснялись кулацкой агитацией, происками врагов со­циализма и т.п. Но в принципе это был сигнал властям и весьма серьезный, чтобы еще и еще раз проанализировать ситуацию, принять меры по ослаблению темпов, изменению форм и мето­дов коллективизации, позаботиться о том, чтобы принцип добро­вольности вступления в колхозы не был пустой декларацией.
Обратимся к наркомземовской сводке (как водится, изрядно фальсифицированной в пользу "достижений") о ходе "нового подъема" колхозного движения (табл. 1).
Итак, можно заметить, что с начала сева темпы коллективи­зации заметно снизились и продолжали падать, особенно в пери­од подготовки и проведения уборочной кампании и особенно ра­зорительных и пугающих крестьян хлебозаготовок. "Новый подъем" коллективизации едва дотянул до осени. С конца года начались массовые выходы крестьян из коллективных хозяйств, стало набирать силу антиколхозное движение, нарастало сопро­тивление крестьян, которое проявлялось в различных формах, в том числе и в вооруженных выступлениях. В сводках ОГПУ, справках Наркомзема и Колхозцентра, постановлениях обкомов и крайкомов партии, содержание которых резко изменилось по сравнению с началом года, содержалась достаточно объективная информация о ситуации в деревне, которая регулярно доводилась до высших партийных и советских органов власти. Правда, в сво­их оценках информаторы обычно ссылались на происки кулаков и других антисоветских элементов, внешних и внутренних врагов СССР.
Так, в спецсправке секретно-политического отдела ОГПУ "О положении в национальных областях Северо-Кавказского края", датируемой 8 мая 1931 г., отмечалось, что "в результате кулацко­го влияния в колхозах имеют место боязливые, неуверенные на­строения, особенно той части колхозников, которая вступила в колхозы в этом году. В целом настроения эти можно определить тем, что колхозники не чувствуют под собой твердой почвы и не имеют уверенности в успехе в будущем". Отсюда "чрезвычайно
18
Таблица 1
Основные показатели "решающего этапа" коллективизации сельского хозяйства в СССР
(конец 1930-1931 гг.)*

На начало месяца  
Год Месяц число колхозов, в них хозяйств, % коллективизации вступило В КОЛХОЗЫ хозяйств в течение среднемесячные темпы коллективизации, %  
тыс. тыс. месяца, тыс.
 
1930 Октябрь 96,2 5562,7 22,2 68,2 0,2  
Ноябрь 99,0 5745,6 23,0 182,9 0,8  
Декабрь 106,4 5162,2 24,6 416,8 1,6  
1931 Январь 112,8 6577,5 26,4 415,1 1,8  
Февраль 122,7 7314,9 29,4 735,4 3,0  
Март 148,8 8835,7 35,5 1520,8 6,1  
Апрель 176,3 10 514,5 42,0 1678,8 6,5  
Май 199,7 12 072,8 48,7 1588,0 6,7  
Июнь 211,0 13 033,3 52,7 960,5 4,0  
Июль 218,9 13 694,2 55,1 661,2 2,4  
Август 224,5 16 264,2 57,9 569,7 2,8  
Сентябрь 230,4 14 744,3 59,9 480,1 2,0  
Октябрь 232,0 15 022,2 61,0 277,9 1Д  
Ноябрь 231,6 15 268,4 61,9 246,7 0,9
* Колхозное строительство в СССР. М, 1931. С. 13; РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 3. Д. 4454. Л. 30-70, 97-107.
болезненное отношение к внутрихозяйственным неполадкам и беспорядкам в колхозах, сильное сопротивление обобществле­нию личного скота, пренебрежительное отношение к хозяйст­венной дисциплине, выражения упадничества и разочарования, вплоть до выходов из колхозов и выездов в города". "Оставшие­ся вне колхозов единоличные хозяйства держатся позиции неже­лания идти в колхоз... часть из них отказались от землепашества, ликвидируют постепенно хозяйства".
Обратим внимание на постановление бюро Средне-Волжско­го крайкома ВКП(б) от 12 июля 1931 г. "О ходе уборки и темпах коллективизации", в котором констатировалось, что "несмотря на категорические директивы майского и июньского пленумов крайкома, решительного сдвига в сторону значительного ускоре­ния темпов коллективизации еще нет". Основные причины, по­мимо идеологических и политических ("неизжитые правоопорту-нистические настроения самотека, недостаточное развертывание организационно-массовой работы" и т.п.), такие как "неумение теснейшим образом увязать подготовку к уборочной кампании и хлебозаготовкам с борьбой за завершение сплошной коллекти­визации"; "слабое внимание к вопросам организационно-хозяйст­венного укрепления колхозов"; "невнимательное отношение со стороны всех районных органов к жалобам и заявлениям колхоз­ников"15.
А вот выдержки из справки полномочного представителя ОГПУ по Западно-Сибирскому краю "О политическом положе­нии края" от 15 августа 1931 г. Информаторы вскрыли такие серьезные недостатки работы по коллективизации, как "хозпо-литкампании (уборка, хлебозаготовки, распределение доходов), несочетающиеся с коллективизацией, наблюдаются факты гру­бейших перегибов"; "массовая работа подменяется администри­рованием и командованием"; "организованные из колхозников и рабочих бригады вызывают крестьян в сельсоветы и, запугивая их ссылкой в Нарым, заставляют вступать в коллективы"; "за от­каз от вступления в колхозы широко практикуются аресты се­редняков и бедняков, а в некоторых случаях применяется физи­ческое воздействие, терроризирование крестьян, отобрание заяв­лений о нежелании вступать в коллективы"; "в результате пере­гибов в ряде сел наблюдаются факты, когда при появлении бри­гад единоличники разбегались и скрывались в лес, огороды и т.д., чтобы их бригада не могла найти"; "единоличники Ребрихинско-го района сушат сухари на случай высылки в Нарым за невступ­ление в колхозы" и как следствие всех этих "антисоветских про­явлений" - "возникновение бандформирований" (144 участника) и два "бандвыступления" (700 участников)16.
20
В сентябре 1931 г. нацбюро Колхозцентра направило в ЦК ВКП(б) докладную записку "Об извращениях в коллективизации в национальных животноводческих районах", в которой речь шла о Калмыкии, Татарии, Мордовии, Бурят-Монголии, Кара-Калпакии, Дагестане, Чечне, Ойротии и Казахстане. Отмеча­лось, в частности, что в большинстве этих автономий "кулачест­во было ликвидировано до проведения сплошной коллективиза­ции"; «решалась задача "догнать и перегнать" - в кратчайшие сроки завершить сплошную коллективизацию»; "допускались возмутительные перегибы", начались выходы из колхозов. Так, из колхозов Казахстана, по данным девяти районов, в течение мая-июня вышло 12 623 хозяйства17.
Однако маховик "нового подъема колхозного движения" был раскручен на полную мощность и обоснован пропагандой. У крем­левских руководителей не было ни малейшего желания хотя бы несколько сбавить его обороты. Тем более, что таким путем (на основе массовой коллективизации) решались, как представля­лось сталинскому руководству, кардинальные задачи социали­стического строительства.
На волне "нового подъема" июньский (1931 г.) Пленум ЦК ВКП(б) сделал далеко идущие выводы: "завершена коллективиза­ция в основных зерновых районах"; "колхозное крестьянство уже превратилось в центральную фигуру земледелия"; колхозы стали "основным производителем не только в области зерна, но и важ­нейшего сельскохозяйственного сырья (хлопок, свекла, подсол­нух и др.)"; "роль бедняка и середняка-единоличника в сельскохо­зяйственном производстве стала второстепенной". А завершить сплошную коллективизацию в стране (в основном) следовало в 1931 г. "и во всяком случае не позже весны 1932 года"18.
Между тем и после победных реляций июньского (1931 г.) Пленума ЦК ВКП(б) о выдающихся успехах коллективизации не­гативная информация о ее ходе не только не прекратилась, но и значительно усилилась. Так, инструктор ЦИК СССР, побывавший летом 1931 г. в Сосновском районе ЦЧО в связи с проверкой жа­лоб крестьян, посланных на имя Калинина, пришел к выводу: "По своему характеру и глубине ошибки превосходят даже ошибки 1929-1930 гг." Сплошная коллективизация, как правило, проводи­лась в жизнь независимо от результатов голосования крестьян. В с. Зеленом "почти все единоличники при голосовании воздержа­лись". Тем не менее президиум собрания объявил: "Раз голосую­щих против нет, сплошная коллективизация принимается". Если же все-таки единоличники упорствовали, применялись "всевоз­можные репрессии" - под разными предлогами у них отбирали ло­шадей, коров, фураж, вплоть до земли. По мнению проверяющего,
21
во всех сельсоветах района предпосылки для сплошной коллекти­визации еще не были созданы. И тем не менее партийные ячейки проводили курс "на 100% коллективизацию".
Комиссия ВЦИК в связи с проверкой выполнения постанов­ления президиума ВЦИК от 20 августа 1930 г. "О мероприятиях по рассмотрению крестьянских жалоб", установила, что в 1931 г. от крестьян ЦЧО поступило около 400 тыс. жалоб. Претензии главным образом предъявлялись в связи с обложением единолич­ников "твердыми заданиями, увеличением плана сдачи зерна, произволом и насилием при проведении коллективизации". Ко­миссия установила, что "репрессии к середняку-твердозаданцу, как правило, ничем не отличаются от репрессий, применяемых к кулацким хозяйствам", а постановление Президиума ВЦИК от 20 августа 1930 г. и циркуляр Президиума ВЦИК от 30 ноября 1931 г. "не выполнены ни в какой мере"19.
Сводка ненапечатанных крестьянских писем, поступивших в газету "Известия" в феврале-марте 1932 г., дает зримое предста­вление о растущем недовольстве крестьянства. Заметим, что на содержание этих писем повлияло прежде всего два обстоятельст­ва - хлебозаготовки и распределение доходов.
- Иван Гусев, колхоз им. Буденного Новочеркасского района СКК: «Колхозники без хлеба находятся, хлеб у них забрал бывший Шахтин-ский район, а Новочеркасский говорит: "Вы его сами отдали, на еду хлеб вам не дадут, а на посев дадим". Но как же быть без хлеба, чем мы будем питаться до следующего урожая? Кто успел вовремя удрать на производство, ему хорошо, - живет и хлебушек ест, а остальные кину­лись, да поздно, справку сельсовет не дает, говорит: "Все уйдете, неко­му будет работать". Жутко смотреть, когда здоровенный мужик плачет от того, что обманули колхозом, что остался без хозяйства, без хлеба, без одежды и свободу потерял»;
- Иван Литвинов, д. Лобовки Новооскольского района ЦЧО: «По всему нашему району каждый день целыми обозами ездят украинские голодающие крестьяне, колхозницы и единоличники, за какой-нибудь кусок хлеба они отдают все свое барахло, все что есть. Когда их спра­шиваешь, почему вы голодаете? Они отвечают: "Урожай у нас был хо­роший, но советская власть до тех пор заготовляла наш хлеб... пока не остались без фунта хлеба... забрала хлеб до зерна, обрекая на голод и нищету - хуже чем при крепостном праве... Голодные обозы всюду, ку­да приедут, наводят панику и распространяют враждебные речи против советской власти»;
- г. Актюбинск, Казахстан, аноним: "Тов. редактору, прошу отве­тить, имеет ли право местная власть насильно отбирать единственную корову? При этом требует расписку, что корова сдана добровольно, и стращает, что в случае невыполнения посадят в тюрьму за срыв мя­созаготовок. Чем жить... когда на базаре такие цены товаров, как в
22
1919 и 1920 гг.?.. От голода и грязи у нас уже массовое заболевание сыпняком";
-ЯМ. Бондаренко, с. Тарасове?, Красноярский край, Камьшинский округ: "Люди с. Тарасова голодают, с голода пухнут. Некоторые уез­жают в г. Козлов на заработки и на покупку хлеба. Остались только, как во время войны, женщины, дети и старики. Все проклинают совет­скую власть. Не знаем, как будет с третьей большевистской весной, по­тому что нет не только семян, но даже людей и тягловой силы";
- И.П. Степанов, Новочеркасск и Шахты: "На бумажках пишут про колхозные достижения. Забрали весь до зернышка хлеб, даже на посев не оставили... разорили единоличников, разоряют колхозников, берут последнюю корову, запрещают держать свинью... Чем жить? Ко­операция ничего кроме водки не продает. Неужели голод и безмерное насилие укрепит советскую власть? Неужели для социализма нужно безмерное страдание миллионов трудящихся крестьян, их слезы, их про­клятия и смерть?.. Сегодня среди 160 млн населения так мало симпати­зирующих советской власти";
- Омский район, Барабинский округ, аноним: "Тов. Молотов на XVII партконференции говорил, что повышается благосостояние масс. Признаем, что хорошо живется рабочим в Москве, Ленинграде, в про­мышленных городах, но на громадной территории Советского Союза, в провинции и деревне - нужда и разорение, сравнить которое можно только с 1920 г. В общем, милые товарищи, не пишите об Индии, а за­гляните поглубже к себе";
- Федорийцева, Солдатский сельсовет, ЦЧО, Шатиловский район: "Хотя и вы, т. Сталин, есть ученик Ленина, но ваше поведение не ле­нинское. Ленин учил - фабрики рабочим, землю - крестьянам - а что вы делаете? Не только землю, но и скотину, хату, скарб отбираете от середняков и бедняков. Если вы выгнали Троцкого и называете его контрреволюционером, то вы, т. Сталин, самый настоящий и первый Троцкий и ученик не Ленина, а Троцкого. Нас в политкружке учили, что Троцкий предлагал усиленно строить тяжелую индустрию за счет мужика. Первоначальное накопление в капиталистических странах происходило за счет обездоленных крестьян, разоренных ремесленни­ков, за счет детей бедняков. А первоначальное накопление у нас проис­ходит за счет миллионов честных трудящихся крестьян, их жен и детей, точь-в-точь по рецепту капиталистических акул, Троцкого и Сталина... Вы, т. Сталин, должны знать, что союз со 130-миллионной массой кре­стьян вы разбили и что последствия этого будут самые мрачные для со­ветской власти. Утерянное доверие масс к советской власти вам не вос­становить";
- М. Голубев, Федотов, И. Лукин, Васильева, Сысоева, Трофимов, д. Валяево Торопецкого района Западной области: «Члены сельсовета ходят по деревне для выкачки налога и разного рода заготовок, ломают замки, разбивают сундуки и забирают что им нужно. При таких поступ­ках возникают ссоры, даже драки, причем арестовывают не насильни­
23
ков, ломающих замки у чужих построек, а тех, кто сам себя защищает... Говорят: "Ты кулак, ты оппортунист, ты у нас в плену, ты должен де­лать так, как мы тебе говорим". А говорят все одно и то же - "плати и плати"... Во имя коллективизации воцарилась по деревням смута, разру­ха, насилие, беззаконность. Когда идет по деревням член сельсовета или активист, дети с ужасом прячутся за матерей, женщины залезают в погреба.. Можно ли притеснять и считать кулаком трудолюбивых, про­стых мужиков, всю свою жизнь кормящихся за счет своих мозолистых рук и своего пота?»;
- Новочеркасский район Северо-Кавказского края, без подписи: «Уже начался март, а наш колхоз не знает получит ли хлеба на посев, али нет. Вот тебе и колхоз - без хлеба, без посева. Газета "Известия", не отнимай ты у нас веру, что колхозы ведут нас к лучшей жизни, а не к погибели и что если мы голодаем, не виновата власть, а местные за­правилы. Хоть для грудных бы детей пшеничного хлебушка, хотя бы посеять, а то еще хуже будет»20.
Приведенный выше отрывок из письма Федорийцевой, пред­ставительницы местной сельской интеллигенции, обвинившей лично Сталина в ограблении деревни, за проведение политики индустриализации "за счет мужика", перекликается с письмом простых крестьян, бывших красных партизан из колхоза им. Карла Маркса АССР Немцев Поволжья (сентябрь 1931 г.). Это письмо-проклятие: "Мы, колхозники, шлем Сталину прокля­тие вместо рапорта... Замучил ты нас, совсем разорил своими бю­рократическими шагами и планами, сделал ты нас рабами и от­нял у нас свободу, кровью завоеванную нами, стали мы хуже, чем были наши деды барскими. Нет нам ни одежды, ни хлеба, рабо­таем как скот, голодные, разутые, раздетые... Будет ли конец этому? Когда же мы будем хозяевами... Мы, красные партизаны, которые завоевали вам престол не для того, чтобы выжимали вы из нас последнюю кровь..." И далее - открытая угроза: "Вам за нашу кровь не простим - отомстим местным брехалам, коммуни­стам, которые насильственным путем отнимают у нас, бедняков, последних телят и овчишек, горько они им достанутся... Во все газеты посланы копии нашего рапорта, если уж везде не напеча­тают, то не есть наше свободное пролетарское слово, а кругом один обман"21.
Эти письма, простые и бесхитростные, наивные и откровен­ные, посланные в газету, непосредственно связанную с высшим органом советской власти, из многих районов, областей и краев огромной страны, свидетельствуют, что доверие к этой власти, надежды на нее у крестьян остается все меньше и меньше. Это не только и не столько письма-просьбы, а письма-обвинения и проклинания власти, ставшей антинародной. На самого Стали­
24
на и его первого подручного Молотова поднята рука основных жителей страны, по существу, класса, призванного быть господ­ствующим.
Справедливые требования крестьян, неопровержимые обви­нения в адрес правителей всех уровней и рангов фактически под­тверждаются секретными документами и материалами, справка­ми и докладными записками представителей властных структур, призванных давать полную и правдивую информацию (в отличие от прессы и официальных изданий) высшим органами партии и государства.
Вот один из таких документов - Докладная записка Нарком­зема СССР в ЦК ВКП(б) "О массовом выходе из колхозов в ок­тябре 1931-феврале 1932 гг.", подготовленная 10 февраля, когда еще в прессе продолжались славословия по поводу "нового подъ­ема" колхозного движения, решающих успехов коллективизации не только в зерновых, но и в районах второй и третьей очереди. В то же время из прилагаемых к записке статистических таблиц выясняется, что с 1 октября наблюдались "колебания в ходе кол­лективизации", начался "массовый отток из колхозов"22.
За указанный период из колхозов страны выбыло 167,5 тыс. хозяйств, в том числе в Казахстане - 37,2 тыс., на Северном Кав­казе - 32,4 тыс., в Нижне-Волжском крае - 27,2 тыс. и т.д. Про­исходило, по определению документа, "массовое бегство из кол­хозов", главным образом в форме "неорганизованного отхода" ("самотека") в промышленность. Только в Хвалынском районе Нижнего Поволжья насчитывалось 6 тыс. неорганизованных от­ходников, на Северном Кавказе - 100 тыс., в Республике Немцев Поволжья - 60 тыс. и т.д. Процент отходников колебался от 10 до 25,6 от численности трудоспособного населения. Среди основных причин сложившейся ситуации назывались такие: "наличие голо­го администрирования (различные перегибы)", "обобществление последней коровы", "бесхозяйственность и низкая оценка трудо­дня", "ликвидация колхозов сверху и передача их совхозам".
Ликвидация колхозов и передача их совхозам ("совхозиза-ция", если пользоваться современным термином) была вынуж­денной мерой, попыткой местных властей в той или иной мере преодолеть или хотя бы смягчить кризисную ситуацию в дерев­не. Разумеется, при этом с колхозниками никаких расчетов за имущество не производилось, их согласия не спрашивали. Нар-комзем с полным основанием оценил эту акцию как антиправо­вую, "грубейшее извращение линии партии и правительства". Но тут уже некогда было задумываться о "линии партии", речь шла о предотвращении хищений и разграбления общественно­го имущества колхозов и колхозников, которые в панике поки­
25
дали это имущество, спасая себя и свои семьи от голода и эпи­демий.
Наибольшей глубиной анализа, широтой и достоверностью приводимых конкретных данных отличалась спецсправка Сек­ретно-политического отдела ОГПУ "О ходе коллективизации и массовых выступлениях крестьянства в 1931 г. - в январе-марте 1932 г.", подготовленная в начале апреля 1932 г. Подробный ана­лиз этого уникального документа будет дан позже, сейчас же ос­тановимся на данных, характеризующих ход коллективизации. Важно подчеркнуть, что в динамике прослеживались примени­тельно к названному периоду показатели о развитии колхозного движения по 22 регионам и республикам СССР, а в конце доку­мента они были представлены в виде динамических таблиц, включая сведения о выходе из колхозов по стране в целом и ре­гионам, о размерах неорганизованного отходничества из деревни в город. Вот два типичных примера по колхозам Северо-Кавказ­ского края (по 76 русским районам) и Башкирии.
Северный Кавказ: Всего вышло из колхозов с октября по март 63 870 хозяйств (в октябре - 3,5 тыс., в январе - 15 тыс., в феврале -23,3 тыс., в марте - 10,2 тыс.). Из 25 районов, наиболее пораженных не­дородом, за ноябрь-март неорганизованно ушло на заработки 56,3 тыс. трудоспособных колхозников. "Значительная часть из ушедших выеха­ла семьями, без ведома правлений колхозов и сельсоветов". Основная причина выходов из колхозов - "продзатруднения".
Башкирия: "За последнее время отмечается массовый выход из колхозов... В октябре-декабре 1931 г. из 15 колхозов ушло 506 хозяйств, в январе-марте 1932 г. из 103 колхозов выбыло 1378 человек". "Чрез­вычайно сильно развито отходничество... По данным на 20 февраля только по 6 районам неорганизованное отходничество к организован­ному составило 36%, а на 20 марта - 71%". "Отходничество происходит, главным образом, на почве продзатруднений, которые за последнее время охватили все сельсоветы шести районов". "В ряде колхозов кол­хозники голодают, питаются разными суррогатами, отмечены случаи опухания"23.
Таким образом, объективной информации о критической си­туации в деревне, выражающейся в массовых выходах из колхо­зов, неорганизованном отходничестве, получившем широкое распространение, у Сталина и его окружения было более чем до­статочно. А основная причина этих явлений - "продовольствен­ные трудности", по существу голод, охвативший многие села и деревни. Пока что его проявления носили локальный характер, но нужны были срочные меры по оказанию помощи крестьянам.
Реакция высшей власти на письма крестьян, докладные записки, справки и информационные сводки Наркомзема,
26

2 И.Е.Зеленин Сталинская революция сверху после великого перелома 1930-1939

Колхозцентра, ОГПУ была в то время выжидательно-пассив­ной. Реальной помощи и поддержки колхозам и колхозникам в связи с нарастающей острокритической, взрывоопасной ситуа­цией в деревне (не в последнюю очередь благодаря антикресть­янской политике, осуществляемой Сталиным и его сообщника­ми) оказано не было. Ощущение собственной опасности в связи с ростом сопротивления крестьянства, проявлявшегося в раз­личных формах, в том числе и в открытых выступлениях, при­шло позже, когда под кремлевскими вождями закачались зани­маемые ими кресла. А пока чувство уверенности в свои силы и веры в несокрушимую мощь первого в мире государства дикта­туры пролетариата сохранялось, можно было и дальше дейст­вовать испытанными силовыми методами и даже усиливать и ужесточать их на "отстающих участках социалистического строительства", а, применительно к деревне, - на основе изо­бретенной Сталиным противоправной, антикрестьянской поли­тики "ликвидации кулачества как класса".
В конце июня Сталин, находившийся на отдыхе в Сочи, в те­леграмме на имя Кагановича так определил свою позицию в дан­ном вопросе: «Необходимо дать в "Правду" передовую об итогах весенней посевной кампании. В статье надо подчеркнуть, что сводки Наркомзема документально устанавливают полную побе­ду колхозов и совхозов в сельском хозяйстве, так как удельный вес единоличного сектора не составляет в этом году и 20%, тогда как удельный вес колхозов и совхозов превышает 80% всей по­севной площади. В статье надо обругать грубо и резко всех лаке­ев капитализма - меньшевиков, эсеров и троцкистов, а также правоуклонистов, сказав, что попытки врагов трудящихся вер­нуть СССР на капиталистический путь определенно разбиты и развеяны в прах, что СССР окончательно утвердился на новом социалистическом пути, что решительную победу социализма в СССР можно считать уже завершенной»24.
26 июня 1932 г. в "Правде" была опубликована передовица под заголовком "Советский Союз окончательно утвердился на социалистическом пути", при подготовке которой Каганович ис­пользовал формулировки из телеграммы Сталина. Фактически "грубо и резко", наряду с меньшевиками, эсерами и троцкистами, а также правоуклонистами, "были обруганы" и крестьяне, от­нюдь не разделявшие точку зрения генсека о "полной победе колхозов и совхозов в сельском хозяйстве, решительной победе социализма в СССР".
Теперь уже, по мнению Сталина, "новому подъему" коллек­тивизации ничего не должно было мешать.
27
ПОЛИТИКА "ЛИКВИДАЦИИ КУЛАЧЕСТВА КАК КЛАССА": РАСКУЛАЧИВАНИЕ И СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Пожалуй, основной (если не единственный) вывод практиче­ского характера, который был сделан сталинским руководством в связи с многочисленными донесениями и сообщениями из раз­личных источников о критической ситуации в деревне, о факти­ческом провале "нового подъема" колхозного движения к концу 1931-началу 1932 г. - это дальнейшее ужесточение политики "ликвидации кулачества как класса", провозглашенной Стали­ным в ноябре 1929 г. В результате ее активного претворения в жизнь (дело, как водится, не обошлось без "перегибов") уже к весне 1930 г. большинство так называемых кулацких хозяйств (если даже исходить из признаков, установленных постановлени­ем СНК СССР от 21 мая 1929 г.) прекратили свое существование. Примечательно, например, что в докладной записке Наркомфи-на Белоруссии Наркомфину СССР "О ходе работы по индивиду­альному обложению кулацких хозяйств" (9 января 1931 г.) отме­чалось, что "в связи с перегибами, допущенными зимой и весной 1930 г., на местах сложилось убеждение, что кулаков больше нет". Тем не менее можно говорить о новом этапе осуществления этой ярко выраженной антикрестьянской политики в 1931-1932 гг., отнюдь не случайно совпавшей с завершающим этапом сплошной коллективизации.
Разумеется, в новых условиях выявление "кулацких хозяйств" становилось нелегкой задачей для финансовых органов, кото­рым стала принадлежать пальма первенства при определении со­циальной принадлежности крестьянских дворов. ЦИК и СНК СССР в конце 1930 г. сделали попытку в законе о едином сель­скохозяйственном налоге на 1931 г. по-новому определить при­знаки кулацких хозяйств. Однако, по свидетельству растерявше­гося М.И. Калинина, она не увенчалась успехом, поскольку "ста­рые признаки кулачества почти отпали, новые не появились, что­бы их можно было зафиксировать". Было принято "соломоново решение" - поручить местным органам власти самим найти вы­ход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации. В постановлении ЦИК и СНК СССР от 23 декабря 1930 г., а затем в Законе о еди­ном сельскохозяйственном налоге на 1931 г. указывалось: "...при­знаки кулацких хозяйств устанавливаются совнаркомами союз­ных республик, краевыми и областными исполкомами примени­тельно к местным условиям"25. При этом имелось в виду, что кво­ты на наличие кулацких хозяйств в том или ином регионе, по стране в целом будут определяться финансовыми органами. Типичным в этой связи является постановление Президиума
28
Северо-Кавказского крайисполкома от 1 января 1931 г., вклю­чившее в число признаков кулацких хозяйств получение дохода от занятия извозом, содержание постоялого двора и чайного заве­дения26. При таком подходе социальные грани между кулачеством и зажиточными слоями крестьянства размывались, на первый план все больше выступали имущественные различия. А главным "признаком" отнесения крестьянского хозяйства к "кулацко-за-житочному" считались неуплата индивидуального налога, отказ от выполнения "твердого задания", нежелание вступить в колхоз.
По указанию правительства Наркомфин СССР и его органы на местах устанавливали численность и удельный вес крестьян­ских хозяйств, подлежащих "индивидуальному обложению" (т.е. кулацких). В 1930/31 г. было дано указание районам, не завер­шившим сплошную коллективизацию, выявить не менее 3% та­ких хозяйств (постановление ЦИК и СНК СССР от 23 декабря 1930 г.). При этом преследовались две цели: полностью или даже с превышением выполнить план по индивидуальному обложе­нию; еще раз "нажать" на единоличника, под угрозой раскулачи­вания загнать его в колхоз.
На места от имени Наркомфина шли предписания "немедлен­но усилить работу по выявлению кулака и обложению его в ин­дивидуальном порядке"; "форсировать реализацию описанного у кулака имущества"; "выявлять конкретных виновников, привле­кать их к строгой административной или судебной ответственно­сти" и т.п. Руководители ряда районов, отстававших в выявлении кулацких хозяйств, обвинялись в проведении "правооппортуни-стической линии". Вот, например, как реагировал на эти замеча­ния Наркомфин Белоруссии в упомянутой докладной записке: "Вопрос три раза слушался в СНК"; "систематически посылались в районы работники НКФ"; "через печать брались под обстрел конкретные районы, не уделявшие работе по выявлению кула­ков должного внимания". За плохую работу местные работники отдавались под суд, снимались с работы, 55 председателей сель­советов получили выговор, 19 - сняты с работы, 42 - преданы су­ду. Перелом произошел к осени 1931 г.: если в сентябре 1930 г. "по 30 районам не было выявлено ни одного кулака", то к концу года по БССР было обложено индивидуально 1149 хозяйств с на­числением 497,7 тыс. руб. налога. Если к этому прибавить само­обложение и страховку, то на одно кулацкое хозяйство приходи­лось платежей достаточно внушительного размера.
Правда, произошел такой казус: многие выявленные "кула­ки" по инструкции о выборах в советы получили право участво­вать в выборах "наряду с трудовым крестьянством". Это, отнюдь, не смутило местных руководителей, которые "стали на твердый
29
путь полной увязки всех признаков для индивидуального обложе­ния с признаками, установленными для лишения права выбирать в советы"27.
Одно беззаконие породило другое! И, конечно же, не в поль­зу трудового крестьянства, а инструкция о выборах в советы пре­вратилась в данном случае в клочок бумаги.
На всем протяжении 1932 г. финансовые органы продолжали ревностно "выявлять" и "довыявлять" кулацкие хозяйства, в том числе в Нижне-Волжском крае их было выявлено 68,9%, в Сред­не-Волжском - 45,3, на Северном Кавказе - 21,5, в Казахстане -47,2% и т.д.28 С юридической точки зрения (даже советского за­конодательства) - это уже бывшие предпринимательские хозяй­ства. В то же время исключенные хозяйства немедленно облага­лись индивидуальным налогом, а если не в состоянии были его уплатить, подвергались репрессивным мерам воздействия вплоть до конфискации имущества и выселения.
С мест в центральные органы непрерывно поступали жалобы от крестьян на то, что финансовые органы к числу кулацких от­носили многие середняцкие и даже бедняцкие хозяйства. Основа­нием для индивидуального обложения, как отмечалось в письмах крестьян, служило наличие в хозяйстве ручной молотилки, сепа­ратора, даже продажа на рынке продукции, произведенной в лич­ном подсобном хозяйстве. Не брезговали конфискацией и пред­метов домашнего обихода, включая подушки и перины. В дирек­тиве Наркомфина СССР наркомфинам республик от 4 апреля 1931 г. в этой связи отмечалось, что "описанные у кулаков за не­платежи налога подушки, перины, пух и перо продаются местны­ми финорганами с торгов". В то же время "большинство из ука­занных предметов после переработки на фабриках может быть экспортировано". А посему предписывалось "все эти товары продавать основным заготовителям: Госторгу, потребительской и с.-х. кооперации по установленным Наркомснабом ценам с над­бавками на 1931 г."29 Дифференциация налогового обложения среди крестьянства достигла астрономических размеров. Так, в 1930/31 г. по расчету на один двор единоличник платил налог в 10 раз больше, чем колхозник, а кулак - в 140 раз больше (418 руб.) (соответственно 31 и 3 руб.). Размер обложения кулац­кого двора по сравнению с 1929/30 г. повысился в 2,1 раза (со 183 до 418 руб.)30. Альтернативой вступлению в колхоз для семьи крестьянина-единоличника были полное разорение или "раску­лачивание", нередко с последующим выселением.
По данным Наркомфина СССР, в 1929/30 г. в индивидуаль­ном порядке было обложено (т.е. отнесено к кулацким) в целом по стране 708,1 тыс. (2,8%) хозяйств, в том числе в РСФСР -
30
492,7 тыс., на Украине - 115,2 тыс., в Белоруссии - 20,5 тыс., в За­кавказье - 16,7 тыс., в Туркмении - 3,5 тыс., в Таджикистане -2,3 тыс. К осени 1930 г. было ликвидировано около 400 тыс. хо­зяйств и примерно 200-250 тыс. "самораскулачились"31.
Директивное указание "должно составлять 3%" (не менее, во всяком случае) аргументировалось задачей быстрейшей ликвида­ции кулачества как класса, "более усиленным наступлением на кулака". Жесткая ориентировка на 3% поставила в трудное поло­жение местные органы. Требование постановления от 23 декаб­ря 1930 г. о завершении выявления кулацких хозяйств и обложе­ния их индивидуальным налогом до 15 января 1931 г. не было вы­полнено. Республиканские наркомфины в своих информациях со­юзному наркомату сетовали на то, что на местах "недооценива­ется политическое значение индивидуального обложения", что повсеместно происходит "самоликвидация кулацких хозяйств", что многие кулацкие хозяйства "ликвидируют внешние признаки для индивидуального обложения", "скрывают нетрудовые дохо­ды, проникают в колхоз"32.
Эти объяснения не принимались всерьез. На места шли гроз­ные предписания "немедленно усилить работу по выявлению ку­лака и обложению его в индивидуальном порядке"; "форсиро­вать реализацию описанного у кулака имущества, преодолевать нерешительность и неповоротливость местных органов"; "под личную ответственность обеспечить довыявление кулацких хо­зяйств и взыскание с кулаков платежей"; "выявлять конкретных виновников, привлекать их к строгой административной или су­дебной ответственности" и т.п. При этом разъяснялось, что "вы­явление кулацких хозяйств для обложения их в индивидуальном порядке является важнейшим и ответственнейшим политическим участком"; что "к этой работе должно быть приковано внимание всех советских, партийных и общественных организаций, всей партии и актива деревни".
В целом по стране к январю-февралю 1931 г. было выявле­но и обложено индивидуальным налогом 272,1 тыс. хозяйств, или 1,3% от всех крестьянских хозяйств. По данным налогового обложения, в это время в СССР насчитывалось 26055,8 тыс. крестьянских середняцких хозяйств, 272,1 тыс. кулацких и 5400,2 тыс. колхозных33.
Таким образом, на протяжении двух-трех месяцев числен­ность хозяйств, подлежащих индивидуальному обложению, в це­лом по стране удалось поднять в 2 раза. Однако до "контрольной Цифры" (3) все же не дотянули. Можно предположить, что из вы­явленных и довыявленных в конце 1930-начале 1931 г. 272,1 тыс. хозяйств, отнесенных к кулацким, признаками таких хозяйств об­
31
ладали, как следует из ранее приведенных документов, не более половины (примерно 130-135 тыс.).
Итоги работы республиканских финансовых органов "по выяв­лению кулацких хозяйств, подлежащих обложению в индивидуаль­ном порядке" к осени 1931 г. Наркомфин СССР подвел в специаль­ном циркуляре, датированном 5 сентября и разосланном на места "спешной почтой". Оценка этой работы характеризовалась как "совершенно недопустимая", что подтверждалось такими данными:

Республика Обложено кулаков (хозяйств) В%к 1930 г.  

в 1930 г. в 1931 г.
 
РСФСР 162 364 88 506 54,6  
БССР 5451 2882 52,8  
УССР 22 095 6465 29,2  
ЗСФСР 5150 5404 104,8  
Примеч. источника: по остальным республикам сведений нет.
Только закавказским финансистам удалось добиться в 1931 г. показателей, соответствующих уровню 1930 г. По РСФСР и БССР кулаков оказалось в два раза меньше, чем в 1930 г. "Особенно без­образно обстоит дело с выявлением кулацких хозяйств в УССР", -констатировали авторы (зам. наркомфина СССР Левин и член коллегии союзного наркомата, руководитель сектора массовых платежей Лифшиц). А общий вывод такой: "Директивы НКФ СССР или вовсе не выполнялись, или выполнялись частично и, следовательно, ошибки прошлых лет продолжают повторяться". Наркомфин потребовал от подчиненных ему наркоматов респуб­лик: "немедленно поставить на обсуждение местных директивных органов результаты обложения с.-х. налогом в индивидуальном порядке кулацких хозяйств"; "немедленно развернуть широкую кампанию по выявлению и обложению всех кулацких хозяйств с.-х. налогом в индивидуальном порядке, привлекая к этой работе весь деревенский актив и особенно колхозников и бедноту"34.
Осенью 1930 г. возобновилось выселение раскулаченных крестьян. Так, ЦК КП(б) Украины в августе 1930 г. дал указание местным организациям немедленно приступить к переселению ранее раскулаченных хозяйств с тем, чтобы закончить его до окончания осеннего сева. Аналогичные решения были приняты партийными организациями Поволжья, ЦЧО, Северного Кавка­за, республик Средней Азии. Из раскулаченных к концу 1930 г. в целом по стране примерно 400 тыс. хозяйств около 20% (77 975) были выселены на Северный Урал35.
32
В марте 1931 г. процесс раскулачивания получил новый им­пульс. 11 марта Политбюро ЦК ВКП(б) создало специальную ко­миссию во главе с кандидатом в члены Политбюро и заместите­лем председателя СНК СССР А.А. Андреевым. В ее состав во­шли Г.Г. Ягода (зам. председателя) и П.П. Постышев. В работе комиссии принимали участие ответственные работники ОПТУ: Берман, Запорожец, Заковский, Евдокимов, Николаев и др. Она должна была осуществлять "наблюдение и руководство работой по выселению и расселению кулаков". С предложениями о том, сколько и куда надо послать спецпереселенцев, обычно выступа­ли полномочные представители ОГПУ по регионам. Основная часть переселенцев направлялась в малонаселенные, часто почти не пригодные для жизни районы страны - на Север, Урал, в Си­бирь, Казахстан, причем, как предписывало постановление По­литбюро от 30 января 1930 г., для использования на трудоемких малоквалифицированных работах - лесоповале, в горнодобываю­щей промышленности, на промыслах, реже - в сельском хозяйстве. Решения комиссии обычно утверждались Политбюро.
Первоначально на органы ОГПУ возлагалась ответственность за организацию высылки раскулаченных и их доставку к местам назначения. За размещение спецпереселенцев, организацию их труда и быта отвечали комендантские управления или отделы НКВД. 20 мая 1931 г. было принято решение Политбюро, а 1 ию­ня - СНК СССР, в соответствии с которым сеть комендатур со всей инфраструктурой передавалась в ведение ОГПУ. Комендант­ские управления НКВД стали структурными подразделениями ГУЛАГа ОГПУ и его территориальных управлений (исправитель­но-трудовых лагерей). В местах спецпоселений был установлен более строгий лагерный режим, надзор за "рациональным", а, по существу, принудительным использованием труда раскулаченных.
Сменивший 5 октября 1931 г. А. Андреева на посту предсе­дателя комиссии Я. Рудзутак основное внимание стал уделять надзору и контролю за устройством быта и использованием труда спецпереселенцев. Деятельность комиссии продолжалась до конца 1932 г.36
Раскулачивание и выселение крестьян (или угроза их приме­нения) являлись основными, решающими факторами "нового подъема" колхозного движения. Причем политика "ликвидации кулачества как класса" проводилась, как уже отмечалось, не на основе сплошной коллективизации, - вопреки утверждениям Сталина, а значительно опережая ее, стимулируя последнюю экономически (передача колхозам или даже отдельным бедняц-ко-середняцким хозяйствам средств производства и имущества раскулаченных) и психологически (фактор "последнего преду-
2. И.Е. Зеленин
33
преждения" и устрашения единоличников). К тому же кулака, во всяком случае применительно к рассматриваемому периоду, фа­ктически уже не было не только как класса мелких предпринима­телей, но и как социального слоя. "Раскулачивали" и ликвидиро­вали остатки зажиточных крестьян, включая середняков и даже некоторых бедняков, в том числе бывших красных партизан, заподозренных в сочувствии кулакам и противодействии властям ("подкулачники", "перерожденцы" и т.п. определения).
В одной из сводок Секретно-политического отдела (СПО) ОГПУ от 14 апреля 1931 г. "Об итогах выселения кулачества в ЦЧО, Нижне-Волжском и Нижегородском краях и Ленинград­ской области" отмечалось, что даже "отдельные работники низо­вого соваппарата" выражали принципиальное несогласие с меро­приятиями по раскулачиванию, заявляя: "кулаков у нас нет, а есть середняки и бедняки. Каждый день раскулачиваем, все и бу­дут кулаки". И не только делали такие заявления, но и "прямо со­действовали кулакам путем выдачи подложных справок, помощи в бегстве, разглашения планов операции" и т.д. Отмечались и "позитивные" результаты: "Мероприятия по выселению вызвали значительный рост колхозного движения"; "во всех районах, про­изводивших выселение, зафиксировано значительное число групповых вступлений в колхозы".
В сводке ОГПУ по Западной Сибири "О ходе коллективиза­ции и раскулачивания в 20 районах" от 16 января 1931 г. среди "ненормальностей" констатируются "выступления в защиту ку­лака со стороны работников сельских советов". Содержатся и такие любопытные факты, фиксирующиеся и в других сводках: в колхозы отказывались вступать даже бедняки, исходя из того, что "в колхозах один беспорядок: скот гибнет, хлеб не убран, коммунары разуты, раздеты, голодны". "Пусть вступают в кол­хоз середняки и зажиточные, а нас пока не трогают"37. Напря­женная ситуация в связи с коллективизацией и методами ее про­ведения возникла в с. Черкасское Средне-Волжского края, о чем сообщалось в информационной справке полномочного представи­тельства ОГПУ от 23 февраля 1931 г. Толпа женщин-единолич­ниц, протестующая против непосильных налогов и принуждения к вступлению в колхозы, предъявила свои претензии к сельсовету: "Нас окончательно замучили, отбираете последние пожитки. По­душки, шубы, мы отдали советской власти все, что могли - хлеб, мясо, налоги, но больше выполнять нет сил". "Если кто завтра придет брать хлеб, будем рубить топорами... нам все равно, или голодными умирать, или от вас".
В период уборки урожая темпы коллективизации заметно снизились, наблюдались выходы из колхозов. "Пропагандисты-
34
агитаторы" в этой связи стали особенно налегать на силовые ме­тоды. А на первом месте, как и раньше - угроза раскулачивания. "Не пойдете в колхоз - хуже будет, всех единоличников, как и ку­лаков, выселим в Северный край"; "не вступите в колхоз - обло­жим твердым заданием по хлебозаготовке, отберем имущество"; "если не закроете церковь и не вступите в колхоз, то я вас, суки­ных сынов, буду вешать". Угрозы приводились в исполнение, среди которых - избиение, аресты, предъявление "твердых зада­ний" и т.п. А на первом месте - "раскулачивание"38.
Сводка от 17 июля 1931 г., подготовленная на материалах Ук­раины, Северного Кавказа и ЦЧО, была посвящена "антисовет­ским проявлениям в связи с выселением". "Антисоветские прояв­ления" - это сочувствие местного населения спецпереселенцам, стремление чем-то помочь им, высказать свой протест по поводу этой бесчеловечной акции. Делались попытки воспрепятство­вать отправлению кулаков, предупредить их о готовящемся вы­селении. Сами крестьяне так оценивали эту акцию: "Власть все политикой занимается, раскулачивает и выселяет для того, что­бы нас запугать и в колхозы загнать"; "кулаков забрали, а за ни­ми и нас, единоличников, выселять начнут"; "при царском прави­тельстве такого зверства никто не видел... После перемены сов-власти за выселение, за насилие придется коммунистам распла­чиваться"39.
Попытку несколько разрядить обстановку в связи с раскула­чиванием и предъявлением "твердых заданий" в июне 1932 г. предпринял член Президиума ВЦИК, входивший в состав одной из его комиссий, П.Г. Смидович, представивший М.И. Калинину проект доклада, в котором предложил установить четкие призна­ки зажиточности крестьянских хозяйств. "В настоящее время, -писал он, - в обиход вошла формула "зажиточно-кулацкая вер­хушка деревни". За одни скобки берется кулацкая прослойка, ко­торая определяется наличием нетрудовых доходов... и прослойка зажиточно-середняцких хозяйств... признаки которых нигде за­коном не установлены... Фактически открываются возможности подводить под раскулачивание любое середняцкое хозяйство. Практика дает сотни и тысячи случаев раскулачивания бедняцко-середняцких и просто бедняцких хозяйств". "Установлено много случаев исключения из колхоза... за наличие зажиточности до вступления, с полным раскулачиванием после исключения". Та­кой подход, как уже отмечалось, широко применялся весной 1931 г., что зафиксировала перепись колхозов.
Предложения Смидовича, направленные на решение одной из наиболее острых проблем коллективизации и раскулачивания, к сожалению, не были востребованы.
2*
35
А между тем комиссия Андреева щедро распределяла десят­ки тысяч раскулаченных по местам спецпереселений. Так, на сво­ем заседании 8 июля 1931 г. она утвердила заявки Востокугля на переселение в Сибирь 8 тыс. семей, в том числе Анжерки-Суд-женки - 2 тыс., Прокопьевского района - 3 тыс. семей и т.д. По заявкам Уралугля направлялось 22 тыс. семей, Востокстали -15,2 тыс., Цветметзолота - 1,8 тыс. и т.д.
Удовлетворялись, за редким исключением, почти все заявки руководителей промышленности и строек на дешевую рабочую силу. Однако в связи с крайне быстрыми ("ударными") темпами переселения возникали серьезные проблемы с подготовкой лаге­рей. Начальник Кузнецстроя СМ. Франкфурт и секретарь Куз­нецкого райкома партии P.M. Хитров в телеграмме на имя Анд­реева от 21 марта 1931 г. информировали об отсутствии условий для приема спецпереселенцев. "Подготовить в течение десяти дней жилплощадь для двадцати тысяч человек, - подчеркивали они, - абсолютно невозможно, также отсутствует возможность организации питания и медобслуживания"41.
Особенно тяжелая обстановка для переселенцев сложилась в Нарымском крае, о чем сообщал начальник комендантского управ­ления И.И. Долгих полномочному представителю ОГПУ по За­падно-Сибирскому краю Л.М. Заковскому в июне 1931 г. Скорос­пелые экспедиции, направленные из Новосибирска для разведки пригодных для освоения земель и мест высадки, ограничились "су­губо ориентировочными наметками, которые в практике нигде не совпадали". "Большинство площадей были заболоченными и со­вершенно непригодными для земледелия и животноводства; дру­гие нуждались в крайне трудоемких операциях по раскорчевке и расчистке бурелома... Весь бассейн реки Васюгана, - отмечалось в докладе, - сплошное заболоченное пространство, прерываемое уз­кими гривами (около километра-двух - ширины и от 5-ти до 15 км - длины), покрытые 30-35-летними ельниками или хаотиче­ски нагроможденным непроходимым буреломом. Мест, пригод­ных к освоению без раскорчевок, нет. Раскорчевки потребуют ко­лоссального труда... В большинстве поселков нет строевого леса, его приходится рубить и сплавлять за 5-10 километров".
Кроме того, спецпереселенцы (более 200 тыс.) не были обес­печены теплой одеждой, инвентарем, медикаментами. Запасы продовольствия были рассчитаны на 1,5-2 недели, исходя из нор­мы 300 г муки или сухарей на человека.
Начальник комендантского управления обратил внимание и на "перегибы при раскулачивании и выселении": "В Парабель-скую комендатуру высланы коммунисты с 1920 года, имеющие на руках партийные билеты, там же имеются и комсомольцы";
36
"в Васюганской комендатуре находится бывший зам. зав. Боло-тинского рика"; "имеются семьи раненых красноармейцев и пар­тизан"; "кое-где высланы с кулаками приехавшие к ним в гости, которых заставили ехать одновременно с хозяевами"; "имеются лица, у которых в сопроводительных документах (карточки, удо­стоверения, справки, выданные риками и сельсоветами) говорит­ся о том, что они не лишены голоса"; "были случаи, когда лови­ли на пашне, снимали сапоги, отбирали деньги до 30-35 руб."
К "принципам отбора" в данном случае, которые были типич­ны и для других районов спецпереселения, вполне применим ис­пользуемый военными термин "зачистка".
В разделе "медобслуживание" отмечалось: "Крайздрав к своей работе отнесся формально. Почти все лекпомы, сопровождавшие караваны, не имели ни грамма медикаментов и по существу пре­вратились в беспомощных свидетелей смерти"; "всего за время пу­ти умерло 500 человек детей и стариков, преимущественно на поч­ве желудочных заболеваний"; "на участках медикаменты забро­шены не были... Смертность на отдельных участках, преимущест­венно детей, достигает 10-35 человек в сутки. В данное время ори­ентировочная цифра смертности - около 1000 человек"42.
В отчете Прокуратуры СССР "О надзоре за органами ОГПУ за 1931 г. один из разделов был посвящен "надзору за ссылкой и спецпереселением в Нарымском крае"43. При этом отмечалось, что "до середины 1931 г. прокуратура не имела возможности осу­ществлять надзор за ссылкой". К тому же "в должной мере эта область развернута лишь в плане на 1932 г." Надо полагать, что органы ОГПУ, в ведение которых с июня 1931 г. перешла сеть комендатур со всей инфраструктурой, не были заинтересованы в глубоком и объективном надзоре за ними прокуратуры. Анали­зируемый документ - один из немногих документов такого рода.
По сравнению с ситуацией, сложившейся в Нарымском крае в июне 1931 г. на момент расселения бывших кулаков (об этом сообщил в своем докладе Долгих полномочному представителю ОГПУ по Западной Сибири), положение спецпереселенцев, рас­селившихся и приступивших к работе, не только не изменилось к лучшему, но даже ухудшилось.
Обратимся к документу Прокуратуры - своего рода уникаль­ному (обследование удалось провести только в декабре 1931 г.).
В Нарымский край было "водворено" до 50 тыс. бывших ку­лаков (200 тыс. человек вместе с членами семей), выселенных преимущественно из Западно-Сибирского края (среди них около 15% украинцев и белорусов и до 300 семей из Ойротской облас­ти). В большинстве районов расселения спецпереселенцы "в хо­зяйственном отношении устроены неудовлетворительно". Одна
37
из причин - острый недостаток сельскохозяйственного инвента­ря и инструментов (в ряде поселков один плуг приходился на 50-60 и даже 100 хозяйств, один топор - на 20-30 человек. А в ре­зультате "по ряду поселков переселенцы к началу зимы оказа­лись в шалашах и землянках, не защищенных от холодов и дож­дей. Это положение усугублялось еще необеспеченностью теп­лой одеждой и обувью большинства переселенцев". И это в усло­виях Восточной Сибири! "Почти все поселки, стоящие на боль­ших расстояниях от водных путей, к концу навигации и обмеле­ния рек, продовольствием обеспечены не были... Медобслужива-ние поставлено неудовлетворительно".
А в результате - массовая смертность, особенно стариков и детей. Цифры астрономические: "По Парабельской комендатуре в течение лета умерло 1375 чел., из них 1106 детей"; "по Средне-Васюганской комендатуре - 2158 чел., или 10,1% к общему соста­ву, из них мужчин - 275, женщин - 324, детей - 1559". "В числе умерших взрослого населения 75% составляют старики"; "на Нижне-Васюганской комендатуре с июля по 1 сентября умерло 1166 чел." Иными словами детей и стариков вольно или неволь­но отправили в Нарымский край на верную смерть.
Основная масса спецпереселенцев (75%) работала в лес­промхозах. Иначе говоря, крестьянский труд как таковой не был востребован. К тому же руководители лесотреста исходили из того, что "рабочую силу можно эксплуатировать, не заботясь о ее материально-бытовых условиях"; "спецпереселенцев надо держать как можно больше в черном теле"; заботы об улучше­нии их материально-бытовых условий рассматривались как "правый уклон". Зарплата выдавалась нерегулярно, а "в ряде случаев не покрывала стоимости получаемого пайка". Работни­кам прокуратуры пришлось даже напомнить лагерному началь­ству, что "ликвидация кулачества как класса" - это "не его фи­зическое уничтожение".
Положение спецпереселенцев в Нарымском крае было ти­пично и для других лагерей ГУЛАГа. "Обследование спецпосел­ков, произведенных в Казахской и Башкирской АССР, - конста­тировалось в упомянутом отчете Прокуратуры СССР, - рисуют ту же картину. В Башкирской республике при обследовании спецпоселков были установлены случаи незаконного выселения середняков, бывших красных партизан, лиц, служивших в Крас­ной армии и т.п., которые прокуратурой были освобождены".
В связи с обследованием Прокуратурой перед ГУЛАГом ОГПУ был поставлен ряд задач практического характера: "Соз­дание условий для лучшего хозяйственного использования при­родных условий и надлежащего хозяйственного устройства
38
спецпереселенцев"; "срочной заброске зимней одежды"; "при­нятие мер к строительству больниц и медпунктов" и т.п. Госреч-флоту рекомендовалось позаботиться "об обеспечении расту­щего грузооборота Севера необходимыми плавучими средства­ми"; Наркомздраву - решить вопрос "о снабжении медикамен­тами и обеспечении медперсоналом"; Наркомснабу - улучшить снабжение спецпереселенцев "промтоварными и продовольст­венными фондами" и т.п.
Это была широкая, но не конкретная, во многом декларатив­ная программа. Вопросы ее реализации оставались открытыми. Не ясна была реакция высшего органа государственной власти СССР - Президиума ЦИК СССР, которому и был адресован от­чет Прокуратуры. Заметим, кстати, что одним из трех авторов этого документа, может быть, даже основным, был прокурор ОГПУ Катанян. Так что интересы поднадзорного ведомства в той или иной степени, надо полагать, были учтены.
Возможно, именно этим обстоятельством объясняется появ­ление в отчете Прокуратуры абзаца о "крупном влиянии на на­строение спецпереселенцев" постановления Президиума ЦИК СССР от 3 июля 1931 г. "О порядке восстановления в граждан­ских правах выселенных кулаков". "Они, - пояснялось далее, -убедились в том, что власть не имеет намерения уничтожения их физически, что речь шла и идет об уничтожении кулачества как класса, а не о физическом уничтожении кулачества, каковые пре­дубеждения в ряде мест существовали до этого" (выделено авт. - И.З.)"44. Однако постановление от 3 июля 1931 г. - это от­нюдь не постановление прямого действия, а постановление-обе­щание. Бывшим кулакам, нынешним спецпереселенцам, было обещано, что через пять лет они будут восстановлены в граждан­ских правах (имелось в виду получат "право избирательного го­лоса") при двух условиях: если "в течение этого срока на деле до­кажут, что прекратили борьбу против организованного в колхо­зы крестьянства и мероприятий советской власти, направленных на подъем сельского хозяйства"; и "если покажут себя на деле че­стными и добросовестными тружениками". Но для крестьянина-спецпереселенца важнее было не только и не столько получить право на голосование, но и освобождение от ненавистного лагер­ного режима, право возвращения на места прежнего жительства, на свою Малую Родину. А это, по мнению властей, не входило в понятие "восстановлены в гражданских правах". Кроме того, сре­ди лагерников немало было людей преклонного возраста, тяже­ло больных, у которых шансов прожить еще пять лет было не­много. К тому же у лагерного начальства всегда была возмож­ность при весьма расплывчатых критериях и по истечении срока
39
придраться к тем или иным нарушениям выдвинутых требований и продлить срок ссылки.
Здесь, на наш взгляд, ценно само признание работниками Прокуратуры СССР, зафиксированное в официальном (хотя и строго секретном) документе, что вплоть до постановления от 3 июля 1931 г. многие крестьяне были убеждены, что проводимая советской властью политика "ликвидация кулачества как класса" отождествлялась (и юридически, и фактически) с физическим уничтожением части крестьянства. Более того, даже и после при­нятия этого постановления на таких же позициях "де-факто" сто­яли руководители лагерей спецпереселенцев, в чем убедились представители прокуратуры, выезжавшие на места в порядке "надзора за ссылкой и спецпереселением". И, как уже отмеча­лось, посчитали своим долгом сделать соответствующие разъяс­нения лагерному начальству45.
Положение спецпереселенцев существенно не изменилось и в 1933 г. Весной 1933 г. заместитель наркома лесной промышлен­ности СССР сообщил правительству об ужасном положении спецпереселенцев в сибирских леспромхозах: "На почве недоеда­ния спецпереселенцев и в особенности их детей свирепствует цинга, брюшной и сыпной тиф, принимая формы эпидемическо­го характера с массовой смертностью. В одном только Гаинском леспромхозе за апрель месяц убыло 175 человек и имеется боль­ных цингой и опухших от голода 285 человек". Автор записки вторично ходатайствовал об отпуске 500 т муки для питания 45 тыс. детей, чтобы "спасти их от голодной смерти"46. Не изме­нились и бесчеловечные условия выселения крестьян в гулагов-ские лагеря (спецпоселения). Об этом свидетельствует, напри­мер, справка помощника начальника Оперативного отдела ОГПУ Николаева "О выселении кулаков-баев из Средней Азии по состоянию на 28 августа 1932 г." Всего было отправлено пять эшелонов: выселялись 1217 хозяйств, а вместе с семьями -6902 человека. Три эшелона (698 хозяйств и 3640 человек) на­правлялись на Украину и два (519 хозяйств и 326 человек) - на Северный Кавказ. Справка, видимо, была подготовлена в связи с тем, что в пути следования эшелонов делались попытки "органи­зованного бегства" и "разоружения конвоя", которые были пре­дотвращены. А среди причин побегов были и такие: "Байские семьи отправляли почти босыми", не разрешали брать с собой "постельные принадлежности, одежду, продукты". На сборных пунктах "отмечены случаи эмиграции в Афганистан". По-види­мому, удачные. Выселение осуществлялось как "операция по изъятию кулаков-баев"47. На хозяйственное устройство, снабже­ние продовольствием и средствами производства, культурно­
40
бытовые нужды спецпоселков в 1930-1932 гг. было затрачено 250 млн руб. Сумма ничтожно малая, даже для выживания в экс­тремальных условиях Севера48.
Многие спецпереселенцы предпринимали отчаянные попыт­ки бежать, но, как правило, они заканчивались трагично: бегле­цов либо пристреливали по дороге, либо возвращали в спецпо­селки. Тем не менее только в сентябре-октябре 1931 г. было за­регистрировано более 37 тыс. побегов. Погибло в общей сложно­сти от четверти до трети депортированных крестьян. Многие умерли в пути, не доехав до мест ссылки. Помимо пассивных форм протеста в спецпоселках возникали и отдельные очаги от­крытого (в том числе вооруженного) сопротивления, наиболее опасного для властей. Одно из них - восстание в Нарымском крае, в поселках Парбигской комендатуры Ленинского района.
В резолюции бюро Чаинского райкома ВКП(б) по докладу "О борьбе с восставшими спецпереселенцами", принятой 10 авгу­ста 1931 г., приводились такие данные об этом восстании. Оно продолжалось пять дней (с 29 июля по 2 августа), а подготовка началась значительно раньше. Выдвигались как экономические, так и политические требования. Среди них "Долой коммуни­стов!", "Да здравствует свободная торговля!", "Свобода на зем­лю!", "Учредительное собрание"! А толчком к выступлению яви­лись тяжелые условия жизни и работы (каторжный труд на рас­корчевке и лесоповале; перебои в снабжении продуктами; начав­шийся голод; высокая заболеваемость и смертность спецпересе­ленцев, особенно детей и др.). Общее число участников опреде­лялось цифрами 1500-2000 человек. Восставшим удалось завла­деть оружием, отобранным у работников комендатур, а также охотничьими ружьями местного населения. Руководили восста­нием Усков и Морев. Набеги на бастионы власти сопровожда­лись криками "Ура!"
Районное начальство, в частности, оперативная "тройка" своевременно приняла решительные меры - организовала парто-тряды, известила полномочное представительство ОГПУ по Уралу, привлекла резерв томской милиции; помощь оказали ди­визионные войска ПП ОГПУ из Новосибирска. Разбитые в от­крытом бою, повстанцы отступили, "вернулись к своим шала­шам", наиболее активные во главе с Усковым и Моревым с ору­жием в руках ушли в тайгу ("стали повторять набеги"). Восстав­шие потеряли более 100 человек; карательные органы, как наибо­лее подготовленные, - четырех убитых и трех раненых. 140 актив­ных участников восстания были арестованы, из которых 54 при­говорены к различным срокам заключения (от трех до десяти лет), около 80 человек - к ссылке в ИТЛ49.
41
В середине августа 1931 г. А.А. Андрееву и П.П. Постыше-ву была направлена специальная справка "О контрреволюци­онном выступлении высланных кулаков в поселках Парбиг-ской комендатуры Ленинского района Западной Сибири" за подписью Г.Г. Ягоды. Восстание спецпереселенцев было оха­рактеризовано как "вооруженное к.-р. выступление, подготов­ленное инициативной группой, возглавляемой бывшим заводчи­ком Усковым и кулаком Моревым", что "при подготовке вос­стания были использованы "моменты хозяйственной неустро­енности спецпереселенцев и перебои в снабжении продовольст­вием"; что "руководящей к.-р. группе удалось повести за собой часть спецпереселенцев". Приводились также сведения о соста­ве банды: 350 активных участников и, кроме того, удалось при­влечь ("мобилизовать") мужское население от 18 до 50 лет. Бы­ло изготовлено "сине-белое знамя с надписью: "Долой комму­ны!" "Да здравствует свободная торговля!" "Да здравствует Учредительное собрание!"
О потерях сторон приводились такие данные: 79 бандитов убито; "с нашей стороны" убит - 1, ранен - 1, избито - 6". Под­черкивалось, что "большинство выступавших привлечено в бан­ду в принудительном порядке и только незначительная часть шла на выступление добровольно". И еще: "Меры к ликвидации скрывшегося банд-ядра приняты"50.
Можно предположить, что тех, кто вступил в банду "в прину­дительном порядке", Ягода не включил в свою справку как уча­стников восстания, иначе говоря, несколько "смягчил" ситуацию по сравнению с авторами резолюции Чаинского райкома ВКП(б), которые, надо полагать, приводили более точные сведе­ния о численности мятежников.
В дополнение к тому, что говорилось о положении спецпосе­ленцев в Нарымском крае (Западная Сибирь), приведем докумен­тальные свидетельства о ситуации в других регионах массового переселения крестьян - Урале и Восточной Сибири. Вот краткие выдержки из докладной записки оперуполномоченного ПП ОГПУ по Уралу А.С. Кирюхина и начальника областного комен­дантского отдела Н.Д. Баранова полномочному представителю ОГПУ на Урале Г.Я. Раппопорту (13 мая 1931 г.), который, види­мо, поручил своим непосредственным подчиненным установить причины "организованного выступления 29 апреля спецпересе­ленцев-кулаков, расселенных в границах Петропавловского лес­промхоза", не входившего в систему ГУЛАГа. Объектом обсле­дования были Самский, Денижкинский и Марсянский лесоучаст­ки под углом зрения быта переселенцев, их материального и бы­тового положения, трудоиспользования.
42
Были выделены три группы причин (разделы доклада), на первом месте, естественно, снабжение продовольствием, на вто­ром -трудоиспользование (условия труда), на третьем - меры взыскания. Отмечалось, что "нормы выработки против вольных рабочих были увеличены на 50%, а выдача продовольствия про­изводилась только тем, кто выполнял эти нормы". "Большинст­во не могли их выполнить. Переселенцы поселков голодали".
К работе привлекались даже дети 12-летнего возраста и ста­рики. Нормы выработки - 3 куб. м древесины в день. Чтобы их выполнить переселенцы оставались на работе в лесу целыми сут­ками. Зачастую обмораживались, замерзали. К концу лесозаго­товок многие стали нетрудоспособными, в большинстве случаев инвалидами.
В то время коменданту были предоставлены карательные функции: "производство арестов, уменьшение продовольствен­ного пайка, наложение штрафов". В каждом поселке создавались арестантские помещения. "Переселенцы всех возрастов содержа­лись там в неотапливаемых помещениях, раздетыми по несколь­ко суток". Их систематически избивали и подвергали всевозмож­ным истязаниям, вплоть до смерти. «Старший бригадир Ратуш-няк, член ВКП(б), избивал переселенцев, кричал: "Вас всех надо убивать и уничтожать, а вместо вас скоро новых 80 тыс. при­шлют"!» "Комендант Деев дал установку десятникам - бросать в воду плохо работающих на сплаве переселенцев". "Для спецпере­селенцев изготавливались гробы, стоящие на виду, были случаи, когда в них клали живых людей". "Деев был главной фигурой из­биений и убийств спецпереселенцев". "20 апреля 1931 г. состоя­лось организованное выступление спецпереселенцев в количест­ве 300 семей"51. Лица, проводившие расследование (Кирюхин и Саранов) не имели прямого отношения к этим карательным ак­циям, а потому, выполняя поручение вышестоящего начальника (Раппопорта), объективно, опираясь на факты, изложили суть дела. При этом, видимо, в той или иной мере рассчитывали, что полномочный представитель ОГПУ по Уралу примет меры по улучшению положения спецпоселенцев, предотвратит возмож­ность нового выступления находящихся на "трудовом перевоспи­тании" бывших кулаков. А главный вывод автора докладной за­писки, если не прямой, то косвенный, однозначен - причин для выступления спецпереселенцев было более чем достаточно.
Изложим содержание еще одной докладной записки, на этот раз более высокого уровня - зам. полномочного представителя ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю Гарина в Главное управ­ление лагерями ОГПУ (ГУЛАГ) "О состоянии дела спецпересе­ленцев в Восточно-Сибирском крае" (26 июля 1931 г.). Автор
43
приводит данные о побегах за осень 1930 - первую половину 1931 г. - 7837 человек (по неполным данным). А причины следу­ющие: "Разобщенность главы семьи с семьей"; "бегут женщины с детьми, мужья которых находятся в других местах"; "тяжелые бытовые и продовольственные условия"; "эпидемические забо­левания, высокая смертность среди детей"; "жилищные условия спецпереселенцев крайне неблагоприятны, преобладающей фор­мой жилья являются бараки"; "люди набиты до отказа... невоз­можная грязь, антисанитария, вшивость и т.п."; "такое положе­ние зафиксировано по всем хозорганизациям" . И еще: "Обсчеты переселенцев, затягивание выплат на 5-6 месяцев"; "оплата крайне низкая (в 3-4 раза ниже, чем у вольнонаемного рабочего при одинаковых условиях)"; "на руки ничего не получают, все идет за предоставление продовольствия, нередко спецпереселе­нец остается даже должен предприятию"; "тиф, оспа, цинга, корь, скарлатина распространены в ряде районов, смерть никем не учитывается"52.
Таким образом, положение спецпоселенцев, особенно в гула-говских лагерях, "стабильно плохое", если не сказать ужасное. Спецпоселенцы проходили школу "трудового перевоспитания" (так было задумано) в условиях самовыживания. Намерения вла­сти использовать принудительный труд репрессированных кула­ков для решения задач модернизации экономической системы, во всяком случае на первых двух этапах раскулачивания и спецпере­селения (осень 1930- весна 1931 г.; лето 1931 - начало 1933 г.) не принесли желаемых результатов, по существу, потерпели фиа­ско. Хозяйственная деятельность спецпереселенцев в большинст­ве отраслей, основанная на принудительном труде, носила убы­точный характер. К тому же был установлен жесткий диктат и контроль со стороны аппарата комендатур. Политика "ликвида­ции кулачества как класса" своим острием была направлена на физическое уничтожение крестьян (как прямое, так и на основе экономического удушения) . И это хорошо понимали не только бывшие кулаки, но и середняки и даже беднота, особенно во вре­мя хлебозаготовок и реализации политики раскулачивания.
Главе Комиссии по раскулачиванию и спецвыселению Анд­рееву порой приходили в голову гуманные мысли о необходимо­сти в недалеком будущем значительно улучшить условия жизни и трудовой деятельности спецпереселенцев. В Инструкции уполно­моченным возглавляемой им комиссии (март 1931 г.) он разъяс­нял, как надо "вести дело" в местах поселений. "Мы хотим к зи­ме посадить их крепко, дать им выбрать место, чтобы они строи­ли избы, не жили в бараках, может быть, мы выделим какие-нибудь дополнительные кредиты, дадим с.-х. машины, мелкий
44
инвентарь, чтобы они могли купить корову, телку, кур развести, чтобы садились крепко, чувствовали себя хозяевами, чтобы мо­лодежь не распространяла режима отцов, чтобы им не препятст­вовали жениться"53. Особенно впечатляло в устах исполнитель­ного директора ГУЛАГа разрешение молодым постояльцам спецпоселков вступать в брак.
Столь радужные перспективы, однако, невозможно было ре­ализовать хотя бы потому, что, направляя в ГУЛАГ "самых тру­долюбивых, распорядливых, смышленных крестьян" (А.И. Сол­женицын), их, по иронии судьбы, крайне редко использовали по специальности - как опытных хлеборобов, животноводов, ого­родников и т.п., а, как правило, - на тяжелых малопроизводи­тельных работах. Но тут был и свой резон, политическая и хозяй­ственная выгода - за счет дешевого, по существу, дарового, при­нудительного труда быстро и экономно осваивать новые районы, выполнять и перевыполнять программу индустриализации, ибо "мы, - как уверял Сталин, - отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут"54. Экономили, как видно, даже на зарплате поселенцев, приравнивая ее к стоимости полу­голодного лагерного пайка.
Приведем некоторые итоговые данные о численности раску­лаченных, их выселении и распределении по регионам страны, использовании в народном хозяйстве (табл. 2, 3).
Таблица 2 свидетельствует, что к концу 1931 г. в лагерях на­ходилось 356,5 тыс. крестьянских семей, а вместе с их членами -почти 1,7 млн человек. Основная часть спецпереселенцев напра­влялась в отдаленные районы страны - Западную и Восточную Сибирь, Северный край, Урал (его северную и центральную часть), на Дальний Восток, а также в Казахстан. Часть раскула­ченных (третья категория) расселялась внутри данных областей и краев. Больше всего таких "внутренних" переселенцев прихо­дилось на Урал. И в этом особенность данного региона. Постано­вление Президиума Уральского исполкома "О дополнительном выселении кулачества", принятое 8 марта 1931 г. в связи с развер­нувшимся колхозным строительством и ростом активности кула­чества, предписывало выселение оставшейся части кулаков про­вести в районы лесозаготовок и развертывающегося промыш­ленного строительства с расчетом использования трудоспособно­го контингента в качестве рабочей силы на "лесозаготовках, до­быче руды, каменоломнях, торфоразработках, кирпичных заво­дах и на подсобных работах"55.
Иначе говоря, раскулаченные направлялись в те места, кото­рые остро нуждались в рабочей силе, не требующей высокой
45
Таблица 2
Выселение раскулаченных крестьянских хозяйств в 1930-1931 гг.*

Всего выселено  

семей бывших кулаков всех членов семей  
1930 г. 113013 551 330  
1931 г. 243 531 1 128 198  
Итого 356 544 1 679 528  
Из них высланы в отдаленные районы 245 403 1 157 077  
страны (гулаговские лагеря)  
Переселены внутри областей и краев 111 141 522 451  
География вселения  
Северный край 58 800 288 560  
Урал 123 547 571 355  
Казахстан 50 268 241 331  
Западная Сибирь 69 916 316 883  
Восточная Сибирь 28 572 138 191  
ДВК 9694 48 269  
Якутия (Алдан) 1366 7157  
Ленинградская область 6884 31466  
Нижегородский край 1497 6316  
Северный Кавказ 3000 15 000  
Украина 3000 15 000  
Итого2* 356 544 1 679 528
* РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 52. Л. 59.
'* По данным В.Н. Земскова, в 1930-1931 гг. было отправлено на спецпоселение 381,2 тыс. крестьянских семей, общая численность которых составляла 1803,4 тыс. человек. См.: Население России в XX веке: ист. очерки. М., 2000. Т. 1: 1900-1939.
квалификации. В этих районах на основе дешевой рабочей силы, фактически дарового труда спецпереселенцев, буквально на их костях, в годы первой пятилетки начали решаться масштабные проблемы модернизации народного хозяйства, точнее сталин­ской индустриализации. В сельском хозяйстве, как можно судить по данным табл. 3, непосредственно работало не более 3-4% спецпереселенцев. Такое соотношение подтверждается и данны­ми по Уралу на февраль 1932 г., где лишь 15 тыс. человек из бо­лее чем 500 тыс. спецпереселенцев (т.е. 3%), были закреплены за "сельхозколониями"56.
В 1932 г. общая численность поселенцев заметно сократи­лась, прежде всего за счет побегов и высокой смертности. В том
46
Таблица 3
Использование труда спецпереселенцев в народном хозяйстве в 1931 г.*

Организация Семьи бывших кулаков Все члены семьи  
Союзлеспром 136 821 577 743  
Союзуголь, Союзторф 29 080 141 846  
Союзруда, Союзсталь 26 893 127 886  
Цветметзолото 25 308 123 660  
Союзрыба 3344 15 141  
Химическая промышленность 5400 25 808  
Железнодорожный транспорт 20 519 102 370  
Животноводтрест 4000 20 000  
Объединение по разведке технических 3862 18 496  
растений  
Прочие организации 9959 46 553  
Организации, занимающиеся сельским 61496 288 881  
хозяйством  
Итого 326 682 1 488 834  
* РГАСПИ. Ф. 17. On. 120. Д. 52. Л. 59, 60.
году, как указывалось в записке зам. председателя ОГПУ Ягоды Сталину, на спецпоселении находилось (вместе с членами семей) 1,4 млн человек, в том числе на Урале - 540,8 тыс., в Сиби­ри -375,2 тыс., в Казахстане - 191,9 тыс., в Северном крае -
130 ТЫС.57
Второй этап раскулачиваниями массового спецпереселения завершался. Комиссия Андреева-Рудзутака прекратила свою деятельность. В мае 1933 г. были сделаны первые шаги по зна­чительному сокращению контингентов раскулачивания, мас­штабов "кулацкой ссылки". Кое-что было сделано по улучше­нию условий труда и быта спецпереселенцев, постепенному вос­становлению их в гражданских правах, однако (вплоть до 1956 г.) без права их выезда из мест поселений: опасались (и не безосновательно), что лагеря могут остаться без достаточной рабочей силы. В добровольную ссылку мало кто стремился ехать, несмотря на все призывы и обещания правительства. Со­ветская власть в глазах крестьян авторитетом уже не пользова­лась, в нее не верили.
47
ХЛЕБОЗАГОТОВКИ. РОСТ СОПРОТИВЛЕНИЯ КРЕСТЬЯН. ЗАКОН О "ПЯТИ КОЛОСКАХ"
В конце 1920-х годов Сталин и его единомышленники исходи­ли из того, что как только основная масса крестьян вступит в колхозы, хлебная проблема будет решена. И, казалось, эти рас­четы оправдывались. В 1930 г., к исходу которого более полови­ны крестьянских хозяйств основных зерновых районов были кол­лективизированы, удалось собрать неплохой урожай - по офици­альным данным рекордный - 835,4 млн ц, в действительности -не более 780 млн. В октябре 1932 г. начальник ЦУНХУ В.В. Осинский уточнил, что первоначальная цифра - "формаль­ный сбор", поскольку не были учтены потери зерна при уборке58. Тем не менее государственные заготовки достигли 221,4 млн ц, в два раза превысив показатели 1928 г. На волне этих достижений были сделаны далеко идущие выводы о том, что партия на осно­ве колхозов и совхозов "успешно разрешила в основном зерно­вую проблему" - так было записано в резолюции XVI съезда пар­тии по отчету ЦК ВКП(б)59.
Однако программа "больших скачков" в сельском хозяйстве, не подкрепленная материальными ресурсами, оторванная от ре­альных процессов в деревне, провалилась. В последующие годы, как и следовало ожидать, началось падение валовых сборов зер­на (по уточненным данным ЦУНХУ в 1931 г. было собрано 694,8 млн ц., в 1932 г. - 698,7 млн) - отчасти из-за неблагоприят­ных погодных условий в некоторых зерновых районах, но глав­ным образом по субъективным причинам - отсутствия у колхоз­ников какой-либо заинтересованности в производительном труде в общественном хозяйстве. Возникли огромные трудности по ре­ализации непосильных для крестьян хлебозаготовительных пла­нов, которые в связи с потребностями индустриализации все вре­мя росли. Реальные возможности хлеборобов при этом почти не учитывались.
Возмущение и протесты колхозников в период уборки зерна вызывало применение так называемого "конвейерного метода". Дабы уберечь от расхищения скошенный хлеб и быстрее выпол­нить "первую заповедь", запрещалось скирдование. Следовало немедленно его обмолачивать и, минуя колхозные амбары ("по конвейеру"), свозить на заготовительные пункты. На практике так не получалось, "конвейер" все время буксовал, а разбросан­ный по всему полю хлеб портился и гнил в ожидании обмолота. Не случайно поэтому потери зерна при уборке в 1930-1931 гг., по данным НК РКИ, достигали более 20% от валового урожая.
48
В прошлом году, - говорил на июньском (1931 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) председатель Колхозцентра Т.А. Юркин, - мы бросились на знаменитый газетный клич "Конвейер!" без разума и головы до тех пор, пока не погиб хлеб. "Разум и голова" тут не причем: противников "конвейера", как пояснил далее Юркин, обвиняли в правом уклоне60. Разум не возобладал ив 1931 г. В постановле­нии СНК СССР и ЦК ВКП(б) "Об уборочной кампании 1932 г." от 5 июля 1932 г. применение "конвейерного метода" уборки, от­каз от скирдования всего скошенного хлеба были отнесены к ко­ренным недостаткам уборочных кампаний 1930 и 1931 гг.61
Технология реализации планов хлебозаготовок была четко разработана в постановлениях Политбюро. 24 июля 1931 г. По­литбюро дало указание руководителям зерновых районов "вос­претить всякую дискуссию о хлебофуражном балансе и о плане хлебозаготовок", ибо "преподанный план считается окончатель­ным", и "всякие разговоры о пересмотре плана" воспрещаются. Позже была найдена более сильная формулировка: требовалось "безусловное выполнение плана на все сто процентов", повто­ряющаяся неоднократно. А 15 октября 1931 г. Политбюро отме­нило бронирование фуражных фондов до выполнения хлебозаго­товок и потребовало "величайшей экономии и ограничения" при создании семенных фондов, конечно же, тоже после выполнения хлебозаготовительного плана. Нашли, как говорится, на чем эко­номить. Но и это не предел фантазии кремлевских законодате­лей. 11 января 1932 г. Политбюро обязало ЦК компартий респуб­лик, крайкомы и обкомы "по выполнению установленного для области (края, республики) годового плана хлебозаготовок про­должать заготовки сверх плана" (выделено авт. - И.З.)62. Иначе говоря, были введены "встречные планы", особенно возмущав­шие крестьян.
В таких условиях крестьяне, что вполне естественно, оказы­вали хлебозаготовительным органам значительное противодей­ствие, стремились утаить от них часть выращенного урожая, рас­хищали его. Колхозно-кооперативные органы не могли решить эту проблему, оказались "не на высоте". Процесс огосударствле­ния этой системы, начатый весной 1930 г., потребовал заверше­ния, что произошло после принятия 11 марта 1931 г. постановле­ния правительства "О реорганизации системы сельскохозяйст­венной кооперации". Были ликвидированы такие ее самодея­тельные органы управления, как Колхозцентр, Трактороцентр, Союз союзов сельскохозяйственной кооперации, функции кото­рых перешли к государственным структурам - Наркомзему, Нар-комснабу, Наркомсовхозу и т.п. Политбюро утвердило текст это­го постановления месяцем раньше - 15 февраля63.
49
В 1931 г. (по сравнению с 1930 г.) произошло значительное снижение урожайности и валовых сборов зерна. Недород пора­зил пять основных хлебопроизводящих районов Северо-Востока страны (Зауралье, Башкирию, Западную Сибирь, Поволжье, Ка­захстан). Однако огромные продовольственные трудности в сельских районах возникли главным образом потому, что госу­дарственные заготовки хлеба не только не были сокращены по сравнению с более урожайным 1930 г., но даже повышены, кол­хозам пришлось вывезти на элеваторы не только товарное, но и значительную часть продовольственного зерна. Многие колхоз­ники остались без хлеба, голодали. Об этом свидетельствуют многочисленные письма крестьян, в том числе лично Сталину. Отрывки из некоторых уже приводились. О реакции Сталина на эти письма можно судить по его репликам и выступлениям на проходивших в то время пленумах ЦК партии, директивам мест­ным партийным органам в связи с хлебозаготовками. В конце ок­тября 1931 г. состоялся Пленум ЦК ВКП(б), на котором заслу­шивались сообщения секретарей местных партийных организа­ций (СВ. Косиора, Б.П. Шеболдаева, И.М. Варейкиса, М.М. Ха-таевича, В.В. Птухи и др.) о ходе выполнения плана хлебозагото­вок. Просьбы секретарей Средне-Волжского и Нижне-Волжско-го крайкомов Хатаевича и Птухи о сокращении хлебозаготовок в связи с недородом (при этом приводились конкретные данные об урожайности, расчеты хлебофуражных балансов) Сталин от­верг в резкой форме, поиронизировав над тем, "какими точными в последнее время" стали секретари, манипулирующие данными об урожайности. Косиор же, видя такую реакцию вождя, хотя и привел данные о том, что Украина 26 октября заготовила всего 305 млн пудов, или 60% плана, заявил: "План, безусловно, реаль­ный, выполнимый без всяких особых жертв со стороны крестьян­ства. Благоприятная основа - коллективизация".
Он обрушился с критикой на председателей 25-тысячников, которые "часто не только оказываются в плену, но и сами сто­ят во главе утайщиков". Одного из них, сообщил он, исключили из партии за то, что он говорил колхозникам: "Вас хотят огра­бить, не сдавайте хлеб". "Среди 25-тысячников, - по его мне­нию, - оказался целый ряд чуждых элементов (это о рабочих "от станка"! - И.З.), приходится ломать такие настроения. Во­ровство носит классовый характер, им командует кулак и его агент". В данном случае "агентом" оказался председатель кол­хоза, бывший рабочий.
А.И. Микоян, возглавлявший тогда Наркомат снабжения СССР (т.е. непосредственно отвечавший за снабжение населения продуктами питания), подводя итоги заслушанным сообщениям,
50
подчеркнул: «Вопрос не в нормах, сколько останется на еду и пр., главное в том, чтобы сказать колхозам: "в первую очередь вы­полни государственный план, а потом удовлетворяй свой план"»64.
Вскоре после Пленума (5 декабря 1931 г.) Сталин и Молотов направили крайкомам и обкомам партии телеграмму, в которой потребовали применения к колхозам, не выполнившим план хле­бозаготовок, таких репрессивных мер, как принудительное изъя­тие имеющегося зерна (в том числе семенного), досрочное взы­скание всех кредитов, прекращение обслуживания МТС65.
В планах хлебозаготовок особое внимание уделяли экспорту зерна. Так, в постановлении Политбюро от 29 августа 1930 г. под­черкивалось: "Необходимо помнить, что своевременность вы­полнения установленного плана хлебозаготовок связана с осуще­ствлением экспортного плана, имеющего исключительное значе­ние для обеспечения развертывания в стране промышленного строительства и прежде всего индустриальных гигантов (Магнит-строй, Челябинстрой и т.д.)". Инициатором принятия этого по­становления был Сталин. 24 августа он писал Молотову из Сочи: "Микоян сообщает, что заготовки растут, и каждый день вывозим хлеба 1-1,5 млн пудов. Я думаю, что этого мало. Надо поднять (теперь же) норму ежедневного вывоза до 3-4 млн пудов мини­мум. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов. Найдутся мудрецы, которые предложат подождать с вывозом, пока цены на международном рынке не подымутся "до высшей точки". Таких мудрецов немало в Наркомторге. Этих мудрецов надо гнать в шею, ибо они тянут нас в капкан... Словом нужно бе­шено форсировать вывоз хлеба". Действовали как при царе, по принципу: "Недоедим, а вывезем". В 1930 г. вывезли 4,8 млн т, в 1931 г., несмотря на недород, - 5,2 млн66.
Сталин лично следил за тем, как выполняются экспортные операции по хлебу. Так, в подписанной им вместе с Молотовым 10 февраля 1931 г. шифротелеграмме, адресованной Косиору, Андрееву, Птухе и Благонравову, указывалось, что "задания по экспорту хлеба выполняются совершенно неудовлетворитель­но", "срывается план экспорта". Потребовали: "Под персональ­ную ответственность" "принять немедленно самые решительные меры" с тем, чтобы "обеспечить окончание задания не позднее 18 февраля". При этом "ежедневно телеграфировать ЦК и СНК о ходе погрузок". А 7 марта 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) ут­вердило "Директиву советской делегации на переговорах с нем­цами по экспорту зерна". В ней напоминалось об определенных ранее ценовых условиях этой сделки. Затем последовало допол­
51
нение: в случае "полной невозможности договориться" разреша­лось "сторговаться на меньшем проценте". Видимо, речь шла о демпинговых ценах, решительно отвергаемых советской сто­роной в официальных документах, но недвусмысленно под­твержденных Сталиным в переписке с Молотовым67.
О реализации планов хлебозаготовок 1931 г. можно судить по многочисленным документам местных и центральных органов, а также письмам крестьян.
Особенно тяжелое положение сложилось на Украине, а так­же во многих районах, где наблюдался недород. В справке ГПУ УССР "О ходе хлебозаготовок на Украине", подписанной 28 декабря 1931 г. зам. председателя ГПУ республики Карлсоном и под грифом "совершенно секретно" направленной на Лубянку, отмечалось, что к началу месяца годовой план был выполнен на 74%, а "хлебозаготовительная кампания текущего года "прохо­дит в обстановке широко распространенных суждений о нереаль­ности и невыполнимости планов". Большинство уполномочен­ных по хлебозаготовкам исходят из того, что "план нереален", "хлеба на всех нет". В то же время действия уполномоченных и хлебозаготовительных комиссий вызывают "глубокое возмуще­ние селян". В Бугском районе были избраны делегаты для поезд­ки в ВУЦИК с ходатайством "о защите селян от хлебозаготови­телей". "Отдельные колхозы сдали вместе с товарным хлебом и ту часть, которая должна была остаться для распределения по трудодням" .
Приводились типичные высказывания крестьян, отражаю­щие недовольство хлебозаготовками: "У нас забирают послед­ний хлеб, вся политика власти направлена к тому, чтобы мы ос­тались голодными"; "Советская власть нас довела до того, что мы вынуждены бежать кто куда, политика власти ведет к тому, чтобы разорить село"; "кулачество прибегает к террору, направ­ленному к физическому уничтожению передового советского и колхозного актива и к поджогам колхозного имущества"68.
Для принятия мер по "усилению хлебозаготовок" в республи­ку был послан Молотов. 29 декабря 1931 г. посланец Сталина вы­ступил на заседании Политбюро ЦК КП(б)У. В принятом реше­нии высший орган республики признал, что "полное выполнение установленного плана хлебозаготовок на Украине (510 млн пу­дов) является безусловной необходимостью" и "несмотря на его полную выполнимость", ход его "настолько неудовлетворите­лен", что создается "угроза провала на одном из решающих уча­стках социалистического строительства". Основная же причина -"недостаточность мер по линии политического руководства де­лом хлебозаготовок", "известное успокоение и притупление
52
большевистской бдительности в отношении классового врага". А для достижения "решительного перелома в хлебозаготовках" ЦК КП(б)У объявил январь "ударным, боевым месяцем окончания хлебозаготовок".
Для усиления оперативного руководства хлебозаготовками районы республики были разбиты на шесть групп, в каждую из которых были направлены члены Политбюро и члены ЦК и ЦКК, в распоряжение которых было выделено 300 ответствен­ных работников "для непосредственной работы на селе, в колхо­зе". Все мобилизованные должны были выехать на места немед­ленно (29 декабря!). Секретариату ЦК было поручено отозвать с хлебозаготовок тех, которые не справились с возложенными на них обязанностями, "не оправдали доверия партии". В связи с хлебозаготовками было решено перенести созыв Всеукраинской партконференции на февраль 1932 г.69
Да, тут уж было не до конференции, ее удалось собрать толь­ко спустя полгода.
Не дожидаясь, когда истечет "ударный месяц окончания хле­бозаготовок", Сталин и Молотов уже 7 января 1932 г. направили шифротелеграмму Косиору и всем членам Политбюро ЦК КП(б) Украины с предупреждением, что "стихийная ориентировка" ру­ководителей республики на невыполнение плана хлебозаготовок на 70-80 млн пудов абсолютно неприемлема и нетерпима. "Счи­таем позором, что Украина в этом году при более высоком уров­не коллективизации заготовила на 1 января сего года на 20 млн пудов меньше. Кто тут виноват - высший уровень коллективиза­ции или низкий уровень руководства делом заготовок? Считаем необходимым ваш немедленный приезд в Харьков и взятие вами в собственные руки всего дела хлебозаготовок. План должен быть выполнен полностью и безусловно"70. На риторический во­прос двух высших в стране руководителей: кто виноват? - ответ очевиден: местные руководители, как правило, делали все от них зависящее, чтобы обеспечить выполнение плана Политбюро, ЦК ВКП(б). И не только на Украине, которая во время хлебоза­готовок находилась под бдительным оком такого "выдающего­ся" куратора, как Молотов. Вот некоторые примеры, относящи­еся к началу 1932 г., когда завершалась или должна была завер­шиться хлебозаготовительная кампания 1931-1932 гг.
16 января 1932 г. прокурор Западной области издал приказ "О борьбе с нарушениями законности в ходе хозполиткампании". Среди нарушений такое: по инициативе секретаря Чуровичского райкома партии Загорского "в районном центре был организо­ван Чрезвычайный штаб по руководству хозполиткампаниями, который по существу взял на себя функции всех органов власти".
53
"Путем приказов штаб насаждал колхозы, выносил постановле­ния об аресте председателей и членов сельсоветов, постановле­ния о роспуске сельсоветов и т.п." "По приказу райштаба при всех сельсоветах были организованы сельские чрезвычайные штабы, переросшие в некоторых сельсоветах в штабы-трибуна­лы". По инициативе районного Чрезвычайного штаба "организо­вывались ночные штурмы: по 10-15 человек ходили ночью по се­лу, проводили обыски, подвергали аресту и т.д." Была введена "система так называемых "похорон" членов сельсоветов, оппор­тунистически проводящих свою работу, для чего устраивались гробы с соответствующими надписями..."
А вот еще один документ - постановление Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) от 3 февраля 1932 г. о репрессиях в отношении руководящих работников Нехаевского района за невыполнение плана хлебозаготовок. Секретарь райкома Морозов, райком в целом "не сумели по-большевистски реализовать указания край­кома, не обеспечили выполнение плана хлебозаготовок в устано­вленный срок, что вынудило крайком распустить бюро райкома и снять с работы секретаря". Несколько позже секретарь райко­ма, председатель РИКа были исключены из партии и отданы под суд. Один из пунктов постановления гласил: "Настойчиво добива­ясь снижения плана хлебозаготовок против 1931 г., считая план нереальным, районное руководство саботировало его выполне­ние, особенно по пшенице, в результате чего даже на 10 января 1932 г. план выполнен только на 90%". Это совсем неплохо, осо­бенно по сравнению с Украиной! Видимо, кое-что удалось ута­ить, не сдавать все до последнего зерна, чтобы хотя бы частично рассчитаться с колхозниками. А благодаря этому была сорвана установка Политбюро на "сверхплановую" сдачу хлеба71.
И, наконец, выдержки из одного личного документа - письма агронома Убаганского райколхозсоюза Казахской АССР в Кол-хозцентр СССР о последствиях хлебозаготовок в колхозах рай­она (4 февраля 1932 г.). Автор сообщил, что работает агрономом с сентября 1930 г., является членом правления колхоза "Наш труд". Окончил Ленинградский сельскохозяйственный институт, происходит из семьи крестьянина-середняка. В Казахстан прие­хал добровольно. В райколхоз, по его словам, поступает много писем и устных заявлений от колхозников, которые "характери­зуют положение всех без исключения колхозов района". А поло­жение такое. План хлебозаготовок выполнен "немного более по­ловины", в 1930 г. при среднем урожае - с превышением, а в 1931 г. был неурожай, "хлебозаготовка продолжается черепашь­им шагом, но больше за счет того хлеба, который куплен колхоз­никами за сотни километров на деньги, полученные от продажи
54
домашнего тряпья, и вывезен для голодной семьи". Колхозники пишут заявления в РКС, как милостыню просят хлеба и говорят: "Зачем же вы, наши руководители, заставили нас вывезти свой хлеб, ведь вы же знали, что в этом году неурожай, что мы сидим без хлеба, а ведь еще надо сеять". А ответ такой: "План хлебоза­готовок надо выполнять". В поселках работают бригады и ко­миссии содействия по хлебозаготовкам. "Мало какая усадьба не осталась в поисках хлеба. А находили скрытый хлеб в горшках". "Не надеясь на своевременную помощь советской власти, здеш­ние колхозники и единоличники пособирали свои семьи, а мно­гие, оставив их на произвол судьбы... бежали на производство или к давно забытым родичам в Украину, на Северный Кавказ, в Семирек и др. места... В каждом поселке много пустых хат. Кол­хозников бежало из района более 1 тыс. хозяйств". А в конце просьба и надежда, что "колхозная система и советская власть не настолько же слабы и невнимательны, что допустят все бедст­вия... такую бесхозяйственность, чтобы превратить в пустующую степь один из самых товарных своих участков"72.
Крестьянство, разумеется, не ограничивалось письмами "во власть" со своими жалобами, просьбами, предупреждениями и уг­розами. Для всего периода коллективизации характерны массо­вые выступления крестьян, как колхозников, так и единолични­ков, которые на отдельных этапах достигали особой остроты, вплоть до вооруженных столкновений. Применительно к рассма­триваемому периоду это зафиксировала аналитическая справка СПО ОГПУ "О ходе коллективизации и массовых выступлени­ях крестьянства в октябре-декабре 1931 г. - январе-марте 1932 г.", уникальная по содержанию и масштабам территориаль­ного охвата73.
В документе (объемом около 2 печ. л.) в динамике прослежи­ваются данные по 22 регионам и республикам СССР, которые подробно анализируются в тексте, а в приложении представлены в виде динамических таблиц, фиксирующих помесячные измене­ния как в регионах, так и по стране в целом в сопоставлении с аналогичными показателями (по СССР).
За предшествующие три месяца характерны рубрики, выде­ляемые в тексте по каждому региону с некоторыми модифика­циями с учетом его специфики. На первом месте (по каждому региону!) - "продзатруднения", фактически свидетельства о го­лоде, в том числе и массовом, его проявлении и причинах; да­лее - "неорганизованное отходничество" ("бегство из колхо­зов"), "коллективизация" (под углом зрения ее спада, выходов из колхозов), "массовый убой скота" (как общественного, так и индивидуального), "массовые выступления" и, наконец, "опера­
55
тивные мероприятия" ОГПУ по ликвидации или пресечению деятельности "контрреволюционных" (антисоветских) выступ­лений. Для Армении, Азербайджана и Молдавии пришлось вы­делить еще один сюжет - "эмигрантские тенденции", для Ка­захстана - "откочевки".
Документ не оставляет сомнений в том, что уже в конце 1931 г.-весной 1932 г. в ряде районов страны, в первую очередь в Казахстане и Украине, наблюдался массовый голод, в той или иной мере распространившийся и на другие регионы страны. Ко­нечно, не столь масштабный и губительный, как в 1932-1933 гг. В Казахстане, как уже отмечалось, основные предпосылки для этого сложились после постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР "О развитии социалистического животноводства" (30 июля 1931 г.). Всего в республике, по данным на февраль 1932 г., голод охватил более шести районов, было зарегистрировано 1,2 тыс. голодных смертей и 4,3 тыс. человек опухали от голода. Зафик­сировано "вымирание целых семей колхозников", исчисляемое сотнями жертв. Начались массовые откочевки казахов в Запад­ный Китай (около 40 тыс. хозяйств) и в сопредельные республи­ки и регионы нашей страны (Средняя Азия, Западная Сибирь, Урал, Среднее Поволжье) - около 100 тыс. хозяйств.
Спасаясь от голода, сельские жители устремились в города, промышленные центры. "Неорганизованное отходничество" среди них, как уже отмечалось, почти достигло 700 тыс. человек. Из колхозов страны, по данным справки, вышли более 250 тыс. хозяйств.
Но, пожалуй, самое опасное для правящей элиты представля­ли данные о "массовых выступлениях крестьянства". Они охвати­ли с января по март 1932 г., по неполным данным, 55,4 тыс. кре­стьян страны против 53 тыс. за предшествующие три месяца, уча­стниками которых были десятки тысяч колхозников. Почти по­ловина их (24 тыс.) приходилась на Украину, число которых по сравнению с предшествующим периодом увеличилось более чем в три раза, на Северном Кавказе - более чем в четыре раза, в За­падной Сибири - в три раза. Повсеместно отмечались случаи "вооруженных нападений" на склады, элеваторы, винокуренные заводы, амбары.
Приведем некоторые примеры из наиболее "горячих точек".
На Украине "на почве продзатруднений в марте 1932 г. заре­гистрировано 17 случаев нападений на склады Союзхлеба, вино­куренные заводы с количеством участников 300-500 чел. в каж­дом"; "в Хорольковском районе на винокуренный завод Елизаве­тинского совхоза напала толпа крестьян и потребовала от охра­ны сдачи оружия и неприпятствия хищениям кукурузы. Из толпы
56
были произведены несколько выстрелов"; в Богоуховском рай­оне толпа из 100 человек пыталась напасть на винзавод в с. Бра-тонец и разобрать кукурузу; из толпы в охрану было также про­изведено "несколько выстрелов". "Арестовано по подозрению в совершении терактов 836 чел., в том числе 237 кулаков и 74 зажиточных".
"В пограничной полосе отмечается ряд эмиграционных тен­денций, особенно проявившихся в АМССР, где в текущем году пытались перейти за кордон 1045 чел., из которых 530 задержа­но"; резкий рост массовых выступлений наблюдался в марте (180, "в них участвовало 16 602 чел."), а всего "с октября 1931 г. по март 1932 г. произошло 259 выступлений, в которых участво­вало более 20 тыс. чел., в том числе 12,7 тыс. колхозников", "лик­видированы 82 кулацкие группировки и одна контрреволюцион­ная организация (1359 участников)".
В ЦЧО "с октября 1931 г. по март 1932 г. произошло 18 мас­совых выступлений с общим количеством участников 1860 чел.", "ликвидировано 104 к/р группировок, арестовано 1280 чел."
В Нижне-Волжском крае "с октября 1931 г. по март 1932 г. имело место 97 массовых выступлений с общим числом участни­ков 9003 чел."; "в феврале 1932 г. в с. Семеновка была организо­вана демонстрация женщин из 100 чел., которые ходили по селу с красным флагом с надписью: "приветствуем советскую власть, просим не отказать голодному населению в хлебе".
В Северо-Кавказском крае "продзатруднениями охвачено 5 районов. Зарегистрированы случаи смерти и опухания от голо­да, употребления в пищу падали и суррогатов, заболеваний, поку­шений на самоубийства". Всего голодающих насчитывалось 1869 человек, "зарегистрировано 56 массовых выступлений с ко­личеством участников 7 тыс. чел. в 21 районе". "Ликвидировано 70 кулацких группировок и 3 к/р организаций. Всего изъято 8931 чел."
В Казахстане "в январе-феврале 1932 г. продовольственны­ми затруднениями было охвачено 33 района, из которых остро нуждаются в помощи десять". "Зарегистрировано 1219 голодных смертей и 4304 случая опухания от голода. Большинство умер­ших и голодающих - колхозники". "В Каратальском и Павлодар­ском районах отмечены многочисленные факты вымирания це­лых семей колхозников". "На почве продзатруднений в ряде рай­онов (таких было около 10) отмечается уход из колхозов, иногда доходящий до 70-80%". "Такое положение под влиянием агита­ции байкота обусловило рост антиколхозных настроений". "По неполным данным за 1931 г. в Китай ушло до 40 тыс. хозяйств". "В организации откочевок в Китай участвовали отдельные чле­
57
ны партии, комсомольцы, председатели колхозов... В Китай ухо­дили колхозы в полном составе... при переходе оказывали актив­ное вооруженное сопротивление". "Из отдельных районов по-гранполосы откочевало в Китай более 1/3 населения"; "отмече­ны многочисленные случаи, когда колхозники вырывали из зем­ли трупы зарытых мясосовхозами павших животных и съедали". «На почве продзатруднений в указанных 33 районах, поражен­ных голодом, отмечено 101 нападение на базы "Союзмясо" и вы­ступления с требованием хлеба, сопровождавшимися массовыми беспорядками, разбором общественного скота, расхищением хлеба из госамбаров... Нападения производились многочислен­ными группами по 400-500 чел.» «В Каратальском районе отме­чено нападение 2 тыс. казахов, в большинстве колхозников, воо­руженных топорами и кетменями, на бойню скотозаготовитель­ного пункта "Союзмясо"».
"На территории Казахстана размещено свыше 200 тыс. спец­переселенцев... Побеги байства и кулаков из спецпереселенче-ских поселков принимают массовый характер".
Июльская и августовская сводки СПО ОГПУ за 1932 г. непо­средственно касались "антиколхозного движения", "отрицатель­ных явлений на селе", "деятельности антисоветского элемента"74. Еще раз подчеркивалось и обосновывалось, что основной причи­ной массовых выступлений колхозников, а также единоличников были "продзатруднения", причем многократно употребляется термин "голод". Казахстан был отнесен "к числу наиболее небла­гоприятных районов Союза". "Основная причина этого - ост­рейшие продзатруднения, принявшие в ряде районов характер голода" (выделено авт. - И.З.). По данным на 1 июля, голодом было охвачено 74 района республики (напомню, на конец февра­ля - 33 района). В них было зарегистрировано 8,3 тыс. голодных смертей и около 13 тыс. опухали от голода. Голодающие пита­лись падалью, участились случаи людоедства. "В связи с голодом массовые размеры приняли откочевки населения в другие облас­ти Союза и за кордон". Вновь назывались цифры: 100 тыс. хо­зяйств, откочевавших в другие республики страны, и 40 тыс. хо­зяйств, эмигрировавших в Западный Китай. 70-80% откочевни-ков составляли бедняки, середняки и колхозники. Массовое ни­щенство, побеги сопровождались "активной антисоветской аги­тацией, распространением провокационных слухов и т.п."
На Украине голодом были охвачены 127 районов и вся тер­ритория Молдавии, в которой насчитывалось 20 тыс. голодаю­щих. Сводка информировала, что "по массовым антисоветским проявлениям Украина стоит на первом месте" (выделено авт. -И.З.). С начала года в республике было зарегистрировано около
58
1 тыс. массовых выступлений, в том числе на почве продзатруд-нений. Около 2 тыс. человек пытались эмигрировать в Румынию, удалось только 745. Было выявлено 118 контрреволюционных организаций (2,5 тыс. участников). Большинство из них носило повстанческий характер.
Беженцы из Казахстана и Украины, отмечалось в сводке, де-морализующе действовали на колхозников других регионов. "Мы поели лошадей и собак, - говорили они, - вам тоже придет­ся испытать. У нас был урожай неплохой, но мы раньше вас кол­лективизировались и нас взяли в оборот".
В сводке за 5 августа 1932 г., хронологически и тематически продолжавшей апрельскую сводку, приводились данные о массо­вых выступлениях крестьян за второй квартал 1932 г. Недовольст­во крестьян нарастало, а, соответственно, и сопротивление по от­ношению к насилию и произволу, царившим в деревне. В стране за это время было зарегистрировано около 1 тыс. крестьянских вы­ступлений, против 576 - в первом квартале (рост почти в два раза). Примерно таким же было соотношение по большинству регионов РСФСР и по другим союзным республикам. Правда, общее коли­чество терактов несколько снизилось, но в ряде районов (Север­ный Кавказ, Закавказье) возросло более чем в два раза.
"Ухудшение настроений части колхозников, - отмечалось в сводке, - нашло свое выражение прежде всего в росте выходов из колхозов". "С конца июня и на протяжении июля месяца выходы и развал колхозов по отдельным районам приняли массовый ха­рактер". По далеко не полным данным по ЦЧО, СВК, УССР, БССР, Московской и Западной областям вышло из колхозов (в том числе из-за их ликвидации) свыше 76 тыс. хозяйств, распа­лось 509 колхозов, насчитывавших 17,5 тыс. хозяйств. Выходы из колхозов нередко сопровождались захватами имущества, скота, сельскохозяйственного инвентаря.
Массовые стихийные выступления колхозников ("волынки") нередко проходили под лозунгами "Поддержать советскую власть, но без колхозов!", "Да здравствуют единоличники!" Та­ким образом, доверие к советской власти у части крестьян еще сохранялось. Во втором квартале 1932 г. наблюдался "значитель­ный рост числа массовых выступлений" (около 1 тыс. против 576 в первом квартале). Лозунги выступавших стали приобретать, по определению сводки, "все более контрреволюционный" (точ­нее - антисоветский) характер. Среди них: "Долой советскую власть!", "Долой колхозы!", "Давай царя!". Агентами ОГПУ за­фиксировано появление у выступавших огнестрельного оружия -"дробовиков, берданок, обрезов, наганов". "Местами толпа оказывала активное противодействие мероприятиям предста­
59
вителей власти, не допуская арестов, отбивая арестованных зачинщиков, подвергая арестам и избиениям низовых совпарт-работников" (выделено авт. - И.З.). Это уже были открытые выступления против власти с использованием огнестрельного оружия. А география такова: на первом месте по количеству мас­совых выступлений - Украина, где было зарегистрировано 923 выступления (из 1630 по СССР за семь месяцев), далее Север­ный Кавказ - 173, Западная Сибирь - 119, Нижнее Поволжье -95, Среднее Поволжье - 78, Западная область - 59, Центральное Черноземье - 43. Характеристика этих выступлений следующая: "В этих районах отмечены наиболее острые выступления, отли­чавшиеся наибольшей активностью со стороны выступавших, проходившие под махровоконтрреволюционными лозунгами и при организованном руководстве со стороны антисоветских эле­ментов и кулачества".
Думается, все же, что степень организованности этих высту­плений, их единение, четкая идеологическая направленность зна­чительно переоценивались. Преобладали, судя по всему, стихий­ность, разобщенность участников, различие (в зависимости от обстановки) в подходах к целям движения, методам и средствам сопротивления.
В сводке ОГПУ от 5 августа 1932 г. впервые применительно к Средней Азии обозначен такой тревожный факт, как "много­численные случаи ухода населения в приграничных районах в со­предельные страны", причем (как и в Казахстане) "уходят час­то бедняцкие и середняцкие хозяйства" (выделено авт. - И.З.). "По далеко не полным данным, эмигрировало в Персию 1073 хо­зяйства, в Афганистан - 218, в Китай - 40 хозяйств". В 49 случа­ях "эмиграция сопровождалась налетом закордонных басмаче­ских банд, перекрывавших переходы границы". Приводились данные о том, что пограничникам и войскам ОГПУ удалось за­держать на границе 1867 семей.
Возмущение крестьян вызывали продолжавшиеся и даже усиливавшиеся гонения на церковь и верующих. В статье "Голо­вокружение от успехов" Сталин публично осудил «с позволения сказать "революционеров", которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов». В постановлении ЦК ВКП(б) "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном дви­жении" (14 марта 1930 г.) местным властям - "перегибщикам" предписывалось "решительно прекратить практику закрытия церквей в административном порядке, фиктивно прикрываемого общественно-добровольным желанием населения... За издева­тельские выходки в отношении религиозных крестьян и крестья­нок привлекать виновных к строжайшей ответственности"75.
60