3 И.Е.Зеленин Сталинская революция сверху после великого перелома 1930-1939

Однако эти грозные указания и заверения не соответствова­ли действительным намерениям большевиков. "Успехи" в коллек­тивизации и хлебозаготовках достигались и путем отнесения ос­новной массы священнослужителей к "лишенцам", не имеющим права голоса на выборах в Советы, нередко приравниваемым к кулакам. Практика закрытия церквей, против которой так реши­тельно выступал Сталин и которому было посвящено постанов­ление ЦК от 14 марта 1930 г., не только продолжалась, но и зна­чительно усилилась. К началу 1931 г. было закрыто около 80% всех сельских храмов страны, значительная часть духовенства попала в разряд "раскулаченных"76. По данным Татарского ЦИК, на протяжении 1931 г. в республике было закрыто 167 мо­лельных домов и мечетей, причем в этой связи "опирались" на "фиктивные собрания верующих". Грубейшие "извращения и пе­регибы" были допущены "должностными лицами и активистами в отношении религиозных общин и служителей культов". "Не­ужели, - недоумевали верующие, - наше соблюдение религии, наши ходатайства о возвращении хотя бы одной мечети могут считаться преступлением".
В сводке, составленной на основе неопубликованных писем крестьян и корреспонденции, поступившей в редакцию газеты "Социалистическое земледелие" в 1931 г., читаем: "Большевики-атеисты обложили православные храмы непосильными налога­ми... отвели под театры, кинематографы, рабочие клубы, превра­тили в склады, церковную утварь отобрали. Со многих храмов сбросили колокола... Прихожане сопротивлялись такому наси­лию коммунистов, но последние запугивали их огнестрельным оружием"77.
Примечательно, что письма крестьян (а также горожан) о по­ложении в деревне, поступавшие в центральные газеты в июле-августе 1932 г., стали более резкими, критичными, требователь­ными по отношению к правящей верхушке, лично к Сталину, его ближайшим соратникам. При этом авторы, доведенные до отча­яния, не стеснялись в выражениях, не скрывали своих эмоций. Примечательно и то, что об обострении ситуации в деревне, бед­ственном положении крестьян писали и горожане-представители рабочего класса, интеллигенции, военнослужащие. Авторов пи­сем особенно раздражало постоянное акцентирование в публика­циях центральных газет огромных преимуществ советского строя по сравнению с капиталистическими государствами. При­митивность и ущербность этой пропаганды, основанной на лжи, попытки выдать желаемое за действительность, были видны не­вооруженным глазом, тем более что о крайне бедственном поло­жении крестьян, как колхозников, так и единоличников, деревни
61
в целом горожане знали не понаслышке и отнюдь не из офици­альных средств массовой информации. Пожалуй, впервые в столь резкой и безкомпромиссной форме ставился вопрос об из­вращении Сталиным ленинского плана построения социализма, в том числе коллективизации сельского хозяйства, о необходимо­сти выполнить один из основных пунктов завещания Ленина о за­мене Сталина на посту генсека. Правда, при этом авторы такого рода разоблачений и требований далеко не всегда ставили свои подписи, не указывали конкретного адреса проживания. И за это их вряд ли можно упрекнуть.
Приведем некоторые, наиболее типичные выдержки из "поли­тических сводок" - писем в редакцию "Известий ЦИК СССР и ВЦИК", относящихся к июлю 1932 г. и по свидетельству редакции газеты "не подлежавших оглашению". И в этом редакцию нельзя упрекнуть: до независимости прессы было еще очень далеко.
- Москва, без подписи: "Голод на Украине - это результат неуме­лой нашей политики. Ежедневно мы кричим о наших успехах, тогда как вокзалы переполняются беженцами голодающих республик. Целыми семьями побираются по городам. И этот ужас при всем желании не скроешь"; "мы, как египетские фараоны, понастроили пирамиды - фа­брики и заводы, которые за отсутствием сырья стоят"; "крестьяне не верят больше в декреты, бегут из колхозов, не сеют"; "мы не сумели предвидеть такую простую вещь, как нынешний голод, как причину вы­ставляем - недород. Нужно было в первую очередь подумать о нашем хозяйстве, а не о раскулачивании, не подготовив другой прочной базы".
- г. Орджоникидзе, командир отделения: "Читая ваши иностран­ные информации в разрезе сравнений с положением условий жизни тру­дящихся СССР, невольно коробит"; "ведь всему СССР полуголод не только истина, но и физиологическое мучение, чего же вам хочется так изощряться во лжи? Бернард Шоу, вероятно, по своей слепоте не видел физически истомленных людей. А я видел".
- Москва, без подписи: "Чем объяснить, что хлеба нет в хлебной стране? Почему партия не ведет решительную борьбу с голодом? На Украине много людей умирает с голоду, но партия не хочет этого ви­деть"; "в настоящее время стало хуже, чем при царизме. Раньше хлеб был, не забирали весь, как теперь забирают. На случай войны не будем защищать советскую власть".
- Украина, Песляк: "Вашим статьям никто не верит, что у нас нет голода. У нас страшный, отчаянный голод, люди пухнут и умирают от голода. Как собак десятками хоронят без гробов"; "вот когда у Джуга­швили должна закружиться голова... Колхозы разваливаются, кресть­янские хозяйства разбиты, сахарные заводы перестают работать"; «мы только и видим депеши: "нажми, отбирай все до конца". "Пьяная комсо­мольская ватага врывается по ночам в хаты, выбрасывает детей на мо­роз, колотит стариков и насилует женщин, и это, по словам Джугашвили, ударная бригада».
62
- Бежецкий округ Московской области, партиец .-"Неужели вам не надоело трепаться в каждой газете об одном и том же, что за границей голод. Кризис, безработица и т.д.? Бросте эту дурацкую провокацию, и кто вам поверит, что за границей больше голодают, чем у нас? Выхо­дишь из вагона и видишь печальную картину: толпа голодных и босых, приехавших за сотни километров, вылезает из вагонов, чтобы купить пуд-два ржи. И сколько не едешь, все та же картина".
- Казах Косунбек: "Прошу объяснить, почему у нас такой голод? Люди друг друга резать начали и человеческим мясом торговать стали. В газетах пишут, что за границей голод и нищета, но не забывайте, что Россия еще хуже страдает от голода нищеты, чем за границей". "Пере­селенцы-киргизы, казахи собирают отбросы в помойных ямах, про­мышленность растет по годам, но смерть тысячи людей уносит по ча­сам. Если не дадите свободно крестьянам обрабатывать землю, то го­лод не перестанет. Единоличник не в состоянии обрабатывать землю потому, что нечем, скот его забрали в колхозы. Сами колхозники не за­интересованы в колхозном хозяйстве и говорят: мы будем работать и все равно опять все заберут, а самим голодать придеться".
- г. Конотоп, подпись неразборчива: «Сегодня я читал в газете "Известия" о том, что Бернард Шоу не видел голодающих детей (Изве­стия 27 июня 1932 г.). Статья Б. Шоу издевается над распространителя­ми антисоветской клеветы. Я же проехал от Одессы до Москвы и видел на всех станциях Украины тысячи детей, опухших от голода, которые тучами обступают пассажиров. И у всех хватает нахальства в централь­ном органе уверять кого-то, что у нас все благополучно? Чем писать, лучше бы организовали комиссию по оказанию помощи голодающим детям Украины. Они голодают потому, что у их отцов отобрали до по­следнего пуда зерно. Страшно смотреть и не верится, что на 15-м году советской власти это могло быть».
- Краснодар: «Рабочие и особенно крестьяне голодают, мрут с го­лоду массами, гибнут. Виновники этому - Сталин и его подручники (Молотов, Калинин и прочие "вожди"). Они душат трудовой народ, ис­коверкали жизнь миллионам, извратили, опозорили великую идею... Ленина - коллективизацию»; "хозяйство разорено, народ задыхается, злоба и решимость растут... Партия парализована, диктатура секрета­рей внизу, деспотизм Сталина вверху. Парадные резолюции и трафа­ретные приветствия". «Сталин - "великий теоретик" (как сказал лакей Калинин) - позор, убожество... Все его труды - сплошное искажение марксизма»; "сейчас только тайное голосование может быть верным... тем самым выполнит указание Ленина о замене Сталина"; «мы растем, материальное положение улучшается, коллективизация - доброволь­ная, займы - добровольные - циничный обман... Так дальше нельзя. До­лой тупого, грубого, низкого "вождя" - Сталина и его сподручников -Молотова и компанию!»
- ЦЧО, Валуйский район, с. Сухареве: «Прочитав статью в "Изве­стиях" "Голод и нищета в японской деревне" невольно хочется сказать: 'Неужели центральный орган власти не знает, что творится в селах и Деревнях нашего Союза? Наши крестьяне находятся не в лучших усло­
63
виях, чем японские». "По селам бродят нищие, голодные дети, брошен­ные родителями, валяются на улицах, даже трудно описать весь тот ужас, который имеется на селе". "Мы, колхозники, просим немедленного отклика на наше письмо".
- г. Наро-Фоминск, ул. Урицкого, М.В. Киляев: "В газете от 3 ию­ля я читал о голоде в Варшаве, Западной Белоруссии и Западной Укра­ине"; "но почему вы не печатаете о том, как у нас народ голодает? На Украине, Поволжье люди умирают от голода, но об этом ни в одной га­зете не пишут"; "боролись за свободу, а местная власть обирает нас ху­же, чем барщина, - а если указываешь на то, что руководители местной власти поступают неправильно, то тебя забирают в милицию и бьют, и правды нигде не найдешь"; "раньше брали с нас подати, а теперь лето проработай, а осенью советская власть все заберет"; «вы своей "свобо­дой" возмущаете весь народ и можете ожидать бунты. На Украине бы­ли крестьянские бунты. Вы войны боитесь, а мы нет, мы ее ожидаем и Красная армия не поможет»78.
В обобщенном виде мнение военнослужащих по вопросам уборки урожая и хлебозаготовкам, об общем положении деревни нашло отражение в сводке Политуправления Уральского воен­ного округа «О политических настроениях красноармейцев в свя­зи с проработкой постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 5 июля 1932 г. "Об уборочной кампаниии"» и участием воинских частей в уборке урожая79. В сводке, датированной 2 августа 1932 г., приводились устные и письменные высказывания красно­армейцев, отрывки из их переписки с родственниками. Большин­ство из них до призыва в армию работало в колхозах или в еди­ноличных хозяйствах. Как правило, после подписи они указыва­ли "колхозник", "единоличник", крайне редко, "красноармеец", "командир отделения".
Возпроизведем (в сокращенном виде) некоторые из этих вы­сказываний:
- "Ввиду того, что дома у меня осталась одна сестра, которая не в силах убирать, прошу дать мне отпуск на месяц" (Сулима, колхозник);
- "Лучше нас, колхозников, отпускать домой на уборку, а то хлеб пропадет, как много пропало в прошлом году" (Ондрушенко, колхоз­ник);
- "Сейчас будет самая горячая работа, а нас забрали в армию, зимой придется пухнуть с голоду" (Семешко, Березюк, единоличники);
- "У меня вся семья нетрудоспособная, хлеб останется неубранным, и семья зимой будет голодать" (Кардык, единоличник);
- "Постановление ЦК и СНК хотя и хорошее, но вряд ли оно будет выполнено на местах из-за нехватки рабочей силы, рабочего скота" (Горбунов, колхозник);
- "С уборкой колхозы не справятся, потому что некому работать"
(Дикий, рабочий);
64
- "У нас в прошлом году было хорошо с тягловой силой, а сейчас лошадей много пропало и люди разбежались, убирать некому" (Ченур-ко, колхозник);
- "Уборка пройдет плохо, потому что на селе голодают, нет хлеба, некоторые колхозники умирают с голоду" (Волотковский, колхозник);
- "Я здесь служу, а семья дома голодает, что я здесь защищаю?" (Хижняк, колхозник);
- "Мне жена пишет, что в колхозах ведут подготовку к уборочной кампании, но как ее дождаться, когда уже теперь нечего кушать" (Одейкин, колхозник);
- "Мы будем стараться убирать хлеб, а придет уполномоченный, за­берет хлеб" (Клочко, колхозник);
- "Для единоличника в этом году безразлично, как пройдет уборка, потому что все что соберет, у него заберут, как забрали в прошлом го­ду" (Заморский, колхозник);
- "Я думаю, что так будет, как в прошлом году, все забрали и голод­ными остались" (Ляшенко, колхозник);
- "Кто виноват, что плохо работают в колхозе? Я думаю, что тут виноваты не мы и не районы, а высшие органы власти, которые сидят и пишут приказы для низов. В частности, почему когда у нас брали хлеб, к нам не приезжали ни Чубарь, ни Косиор, а приехали только тогда, ко­гда у нас ничего не осталось" (Котовский, единоличник);
- "Коммунисты ничего не понимают в сельском хозяйстве, берутся за руководство, колхозника не спрашивают, кушал ли он или нет.
В артели "Буденного" в прошлом году ночью, как бандиты, начали обобщать коров. Если и дальше колхозами будут руководить коммуни­сты и комсомольцы, а не колхозники, то с уборкой не справиться" (Роз-ненко, колхозник);
- "Решения партии и советской власти - буза. Народ голодает, ку­шает траву, к уборке готовится плохо" (Сеняк, единоличник);
- "До советской власти Украина не голодала, а теперь пухнет с го­лоду"; "необходимо раньше оставить хлеб для колхозов, а потом уже выполнять государственные обязательства" (Оворенко, командир);
- "Я не верю Молотову и Сталину. Все брехня, что они говорят, зи­мой придешь домой и нечего будет есть" (Брильд, колхозник).
В конце сводки стояли подпись зам. нач. ПУ УВО Амелина, начальника информационного сектора Бородина. Не отрицая приведенных фактов, они сделали вывод "о необходимости поли-торганам и парторганизациям добиться более глубокого усвое­ния постановления ЦК и СНК об уборочной кампании, дальней­шего повышения активности красноармейцев и начальствующе­го состава в реализации этих решений"; "немедленно установить тесную связь с районами комплектования красноармейцев, по­ставив перед местными органами и колхозами вопрос о помощи семьям красноармейцев в уборке урожая, используя в массовой работе конкретные факты оказанной помощи". И конечно же,
3. И.Е. Зеленин
65
твердое обещание "уделить особенное внимание разоблачению кулацких элементов села, стремящихся путем агитации и влияния на колхозников и единоличников сорвать уборочную кампанию, подорвать доверие к решениям партии по социалистическому переустройству села".
Совершенно очевидно, что таким путем руководители Полит­управления Уральского военного округа в той или иной степени стремились застраховать себя от обвинений в отсутствии бдитель­ности, недооценке провокационных действий классового врага в лице "кулацких элементов села", хотели довести до вышестояще­го армейского начальства, Наркомата по военным и морским де­лам информацию о реальной обстановке в деревне через "полити­ческие настроения красноармейцев", основная часть которых при­зывалась из сельской местности, работавших до недавнего време­ни в колхозах или единоличных хозяйствах, поддерживавших со своими семьями и родственниками постоянную связь путем пере­писки или во время краткосрочных отпусков.
Это был один из важных каналов получения объективной ин­формации из деревни, в том числе по таким ключевым вопросам, как ход и результаты коллективизации и политики раскулачива­ния, проведение хозяйственно-политических кампаний, особенно хлебозаготовок, оплата крестьянского труда и др. И еще, пожа­луй, самое важное - подлинное отношение крестьян к местной и центральной власти, степени доверия к ней, их предложения и просьбы по наболевшим вопросам, нелицеприятные (не для печа­ти!) суждения и оценки.
Несколько раньше, 10 марта 1932 г., в Политуправление РККА было направлено политдонесение начальника Политуправ­ления Северо-Кавказского военного округа С. Кожевникова, в котором речь шла о письмах крестьян из деревни. По существу, содержание этого донесения мало чем отличалось от сводки ПУ У ВО. Автор сообщал, что "усилился поток писем из деревни в части округа"; "пишут по вопросам хозполиткампаний, коллек­тивизации, продтоварного снабжения, голода в колхозах", о "гра­беже крестьян"; "на этой почве увеличилось количество разгово­ров среди красноармейцев и начсостава по поводу голода в кол­хозах, непорядка в руководстве колхозов, о взаимоотношениях между городом и деревней, о диктатуре пролетариата, об экспор­те хлеба" и т.д. "Говорят о диктатуре кучки коммунистов, о необ­ходимости изменения форм выборов в Советы (тайное голосова­ние)"; "усилились разговоры в связи с опасностью войны, при этом появились угрозы восстаний и расправ на фронте с началь­ством". "При этом много разговоров приносят красноармейцы, приходящие из краткосрочных отпусков". Кожевников считал,
66
что "в ближайшее время не обойтись без применения арестов не­скольких красноармейцев и даже начсостава, по одному, а может быть по два на дивизию"80. Это была, видимо, своего рода палеа-тивная мера, довольно мягкая (гауптвахта).
К сожалению, эти, как и многие другие источники объектив­ной информации, Сталиным и его ближайшим окружением, по существу, были проигнорированы или, что еще хуже, принима­лись решения не в интересах крестьян. Правда, весной 1932 г. власти попытались изменить ситуацию в деревне путем принятия неких "неонэповских" актов. 26 марта 1932 г. ЦК ВКП(б) принял постановление "О принудительном обобществлении скота". В нем говорилось, что "практика принудительного отбора у кол­хозников коровы и мелкого скота не имеет ничего общего с по­литикой партии", что "задача партии состоит в том, чтобы у каждого колхозника были своя корова, мелкий скот, птица".
Для Сталина же это постановление имело прежде всего так­тическое, пропагандистское значение. Симптоматично, что из проекта этого постановления, подготовленного комиссией По­литбюро (ее возглавлял М.И. Калинин), были вычеркнуты пунк­ты, обязывающие колхозы обеспечивать кормами индивидуаль­ный скот колхозников и, в стремлении скрыть подлинные мас­штабы принудительного обобществления скота, вписаны слова о том, что эта практика имела место якобы только в отношении "отдельных колхозников"81. Местные власти, однако, не спешили возвращать колхозникам отобранный скот нередко потому, что он уже был сдан на мясозаготовки. Но были еще и "идеологиче­ские" соображения. Инструктор Президиума ВЦИК, побывав­ший в апреле 1932 г. в Средне-Волжском крае, сообщал членам фракции ВКП(б), Президиума, что в ряде сельсоветов Кинель-Черкасского и Сорочинского районов это постановление ЦК приняли "в штыки", расценивая его "как уступку крестьянству", "возврат частной собственности", "приостановку роста колхо­зов"; "мы с большим трудом обобществляли скот, а теперь нуж­но возвращать. Пусть едет сюда Сталин работать, мы не будем компрометировать себя перед массой". В спецсводке ОГПУ от 30 мая 1932 г., в свою очередь, отмечалось, что часть агроспеци-алистов и руководящих работников оценивали это постановле­ние как "поворот влево, назад к нэпу, отказ от коллективизации, восстановление частной торговли"82.
Крестьяне-колхозники, будучи реалистами, скоро поняли, что постановление от 26 марта 1932 г. - очередной обман власти, никто не собирается возвращать им скот. Об этом свидетельству­ет, например, донесение ПУ Средне-Азиатского военного округа (май 1932 г.) «О настроениях красноармейцев и начсостава в свя-
з*
67
зи с постановлением ЦК "О принудительном обобществлении скота"». В нем, в частности, цитировались такие высказывания красноармейцев: "В ЦК решают одно, а на месте другое"; "что толку в этом постановлении, если оно на местах не выполняет­ся?"; "коммунисты сами пишут и сами не выполняют"83.
Н.А. Татаев, зам. председателя правления Колхозцентра, член коллегии Наркомзема СССР в докладной записке наркому земледелия Я.А. Яковлеву "По поводу обобществления коров и мелкого рогатого скота в колхозах Восточно-Казахстанской и Карагандинской областях Казахской АССР" (сентябрь 1932 г.) отмечал: "Во время поездки всюду встретил полностью обобще­ствленный продуктивный мелкий рогатый скот". "При разгово­рах с колхозницами-женщинами выяснилось большое недоволь­ство тем, что колхоз обобществил весь скот и не дает возможно­сти ни одному колхознику иметь у себя корову, подтелка, телен­ка или овцу". На вопрос - известно ли им постановление ЦК от 26 марта 1932 г. и выступление Сталина по этому поводу - кол­хозницы ответили, что о постановлении они знают, но индивиду­альный скот заводить опасно потому, что его опять будут обоб­ществлять. Колхозники высказали большое недовольство тем, что им "не представляется возможным посадить у себя огород и иметь небольшое количество картофеля и овощей на огороде". "Мне стало ясно, - пришел к общему выводу Татаев, - что допу­щенные перегибы при обобществлении скота не исправлены", постановление от 26 марта 1932 г. не выполнено. "Ни один кол­хозник не имеет ни одной головы крупного или мелкого ротаго-го скота, а также свиней. Весь скот обобществлен84.
6 и 10 мая 1932 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли "неонэ­повские" постановления об уменьшении государственных планов хлебозаготовок и скотозаготовок на 1932 г. и предоставлении права колхозам и колхозникам (а по второму постановлению и единоличникам) после выполнения государственных поставок и образования семенных фондов беспрепятственной продажи из­лишков своей продукции на базарах, рынках и в колхозных лав­ках. 20 мая 1932 г. на основе этих постановлений было принято постановление СНК и ЦК ВКП(б) в порядке производства тор­говли колхозов, колхозников и единоличников и уменьшении на­лога на торговлю сельскохозяйственными продуктами85. Фор­мально разрешалась свободная колхозная торговля на льготных условиях. Но это было псевдоразрешение, тактический ход госу­дарства в целях успокоения деревни, достижения известного ком­промисса с крестьянством.
В спецсводке ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю "О на­строениях в деревне в связи с постановлениями ЦК ВКП(б) и
68
СНК СССР о колхозной торговле" (июнь 1932 г.) все было поста­влено на свои места. Вот некоторые отклики колхозников и ра­бочих на эти постановления. "Что же колхозы повезут на базар, когда они сами сидят голодные. Сейчас у крестьян ни хлеба, ни овощей"; "поздно хватились торговать и уменьшать цифры, сна­чала у крестьян все выкачали, а когда не осталось ничего - сни­жать и торговать начали"; "сейчас надо не о плане хлебозагото­вок говорить, а о том, где семян взять, ведь сеять нечем, колхоз­ники с голоду подыхают, а если не посеем, то заготавливать бу­дет нечего"; "постановление-то хорошее, да поздно вынесено, весь скот уже изведен, резать больше нечего, не нужно было раньше так много налогов с крестьян брать, поэтому теперь о торговле и думать не приходится..."; "грабили, грабили, а теперь хватились торговать, когда все колхозы последнее без соли дое­ли". "Наблюдается, - с полным основанием констатировала свод­ка, - неверие в реальность решения"86.
В декабре 1932 г. разъяснялось, что право беспрепятственной торговли хлебом будет предоставляться не ранее 15 января 1933 г. только в том случае, если в этих областях, краях и респуб­ликах годовой план хлебозаготовок будет выполнен досрочно с обеспечением семян для ярового сева. В этой связи принимались специальные постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б).
В то же время недовольство крестьян нарастало. Почти в каждой сводке ОГПУ из деревни летом 1932 г. говорилось "об ухудшении политнастроения колхозников и единоличников", "росте неорганизованного отходничества", "массовых выходах из колхозов", "разборе скота, имущества и сельскохозяйствен­ного инвентаря", "самочинном захвате и разделе земли и посе­вов". Продолжались многочисленные случаи отказа от работы целых групп колхозников, мотивированных отсутствием хлеба и неналаженностью общественного питания на полях. Эти сек­ретные донесения все больше и больше походили на оператив­ные сводки из районов, охваченных всеобщим гражданским не­повиновением.
Так отвечало крестьянство на фарисейские постановления и лживые обещания правящей верхушки о возвращении колхозни­кам коров и мелкого скота, о снижении размеров хлебозагото­вок, о развертывании "свободной" колхозной торговли, на на­сильственную коллективизацию и "твердые задания". И тогда на крестьян с новой силой обрушился "карающий меч" сталинских репрессий.
7 августа 1932 г. ЦИК и СНК СССР приняли закон (постано­вление) "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалисти­
69
ческой) собственности", ставший для крестьян "Законом о пяти колосках"87. Из переписки Сталина с Кагановичем выясняется, что генсек был инициатором и основным автором этого антикре­стьянского закона. Проект закона, подготовленный, видимо, Ка­гановичем на основании писем Сталина, был разослан членам Политбюро в начале августа 1932 г. Генсек дополнил и уточнил редакцию преамбулы (сохранился автограф его правки). 7 авгу­ста этот текст был утвержден88. Необходимость принятия такого закона Сталин аргументировал в письме на имя Кагановича от 20 июля 1932 г. тем, что "за последнее время участились хищения кооперативного и колхозного имущества", которые "организу­ются главным образом кулаками (раскулаченными) и другими антисоветскими элементами, которые стремятся расшатать наш новый строй. По закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формальной), а на деле через 6-8 месяцев амнистируются... Терпеть такое поло­жение немыслимо. Предлагаю издать закон (в изъятие или от­мену существующих законов)..." В этой связи предусматривалось приравнять колхозное и кооперативное имущество к имуществу государственному, за расхищение которого карать "минимум де­сятью годами заключения, а, как правило, - смертная казнь без права применения амнистии", "без этих (и подобных им) драконов­ских социалистических мер невозможно... укрепить наш новый строй. Я думаю, что с изданием такого закона нельзя медлить".
Примечательно, что Сталин не только отдавал себе полный отчет о драконовском характере предложенных им карательных мер, но даже употребил сам этот термин ("драконовский!"), увя­зав с "социалистическим характером" карательных акций, необ­ходимых для укрепления нового общественного строя.
Юридическая безграмотность закона просматривается не только в отсутствии дифференциаций мер наказания (10 лет тюрьмы или расстрел предусматривались за любые хищения со­циалистической собственности - малое или большое), но и в иг­норировании известной правовой нормы "закон обратной силы не имеет". Инструкция по его применению, утвержденная 16 сен­тября 1932 г., допускала применение установленных репрессив­ных мер до его издания, "в случае, когда преступления имеют общественно-политическое значение"89. В то же время жесткие меры против хищений общественной собственности (социалисти­ческой) не распространялись на личную (частную) собственность колхозников (приусадебное хозяйство) и единоличников, что особенно возмущало крестьян.
Таким образом, Сталин является если не единственным, то основным автором закона о "пяти колосках", его главным архи­
70
тектором, а Каганович обеспечил ему мощную организационную поддержку, молниеносно провел через все надлежащие инстан­ции. Однако вождь не спешил с публичным признанием своих за­слуг, посколько, видимо, не был уверен в поддержке его основ­ной массой крестьянства. Более того, накануне публикации это­го закона в газете "Правда" (явно по указанию Сталина или Ка­гановича) была напечатана речь СМ. Кирова на совещании сек­ретарей райкомов ВКП(б) и председателей райисполкомов Ле­нинградской области. В ней говорилось о необходимости поднять ответственность людей, "которые имеют отношение к колхозно­му добру". "Надо откровенно сказать, - подчеркнул он, - что на­ша карательная политика очень либеральна. Тут нам надо внести поправку". И далее, как бы от своего имени, хотя зная о приори­тете Сталина в этом вопросе, предложил: "Мне кажется, что в этом отношении колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровст­ве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказа­ние, так не меньше как на 10 лет лишения свободы"90.
Даже в феврале 1933 г., в докладе на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников, Каганович не решился назвать подлин­ного автора закона о "пяти колосках", хотя и не упустил случая вознести до небес значение этого позорного законодательного акта. «Это, - утверждал он, - "великий закон". Такие законы жи­вут десятками и сотнями лет!» А применительно к нашей стране ограничился более прагматичной оценкой, подчеркнув, что, опи­раясь на "великий закон", "мы показали, что государство тот хлеб, который намечает по плану, заготовит" (выделено авт. -И.З.)91. И был прав, поскольку именно на решение проблемы хлебозаготовок был прежде всего нацелен сталинский закон.
Не забывал о своем детище и сам автор. Уже через три дня после публикации закона (11 августа 1932 г.) он писал Каганови­чу: "Декрет об охране общественной собственности, конечно, хо­рош и он скоро возьмет свое действие". А 17 августа он дал стро­гое указание Кагановичу о необходимости развертывания "ши­рокой и длительной кампании" в связи с реализацией этого зако­на. «Газета "Правда", - по его мнению, - ведет себя глупо и бю­рократически слепо, не открывая широкой кампании по вопросу о проведении в жизнь закона об охране общественной собствен­ности. Кампанию надо начать немедля». "Кампания эта должна быть систематическая и длительная. Надо долбить системати­чески в одну точку, чтобы заставить наших работников повер­нуться лицом к закону"92 (выделено авт. - И.З). Таким образом, закон принимался всерьез и надолго.
71
А вот первые отклики крестьян на творение "вождя". В спец­справке СПО ОГПУ по Иваново-Промышленной области, дати­рованной 16 сентября 1932 г. и подписанной самим начальником этого строго засекреченного ведомства Г. Молчановым, сообща­лось, что "отрицательные суждения, которые, естественно, пре­обладали, в своем большинстве исходят от антисоветского эле­мента". А основной мотив этих суждений - "разговоры о том, что постановление предназначено для запугивания крестьян". Приво­дились такие высказывания крестьян: "Очень строго почему-то спрашивают только за государственное и общественное имуще­ство, а, по-видимому, у единоличника можно воровать сколько хочешь"; "жизнь становится невозможной, взять хлеба негде, да и заработать не можешь, поэтому идут воровать хлеб... расстре­ливать людей только и осталось"; "нельзя расстреливать людей в свободной стране за то, что им жрать нечего. Они вынуждены идти воровать"93.
Секретариат Президиума ЦИК СССР и ВЦИК, анализируя письма крестьян, поступивших в конце 1932 г., пришел к выводу, что в "них особое внимание уделялось Закону от 7 августа 1932 г." "В них сплошной вопль, требование отменить его, так как он направлен против крестьян, ворующих от голода". Пись­ма обычно заканчивались "угрозами по адресу советской власти и указаниями на то, что крестьянская война поможет выйти из-под ее владычества"94.
Приведем конкретные примеры. В сводке ОГПУ по Северно­му Кавказу, составленной в конце августа 1932 г., отмечалось, что «в колхозе "Пролетарская диктатура" Краснодарского рай­она группа объезчиков обнаружила на полях пятерых женщин, срезавших колосья пшеницы. Бдительные охранники дважды стреляли в них. Одна из женщин была смертельно ранена, остав­шиеся в живых пойманы и отданы под суд. На полях колхоза ста­ницы Белореченской было задержано несколько подростков, срезавших колосья»95. Это было вынужденное воровство голода­ющих людей, растивших и убиравших хлеб, но не получавших от колхоза даже того, чем можно было прокормить себя и своих де­тей. Все забиралось ради выполнения провозглашенной Стали­ным "первой заповеди". Н. Кириллович, живший в Житомирской области Украины, вспоминал: "Мне было 11-12 лет, и я увидел страшный голод. Нас в семье было 5 детей, голодных, начали пухнуть. Мы питались, чем могли... Мать нас детей посылала со­бирать в поле колоски... Этих спасительных колосков хлеба не разрешали собирать"96.
Каганович, ревностно следивший за строгим соблюдением карательных мер, предусмотренных в "великом законе", исходя
72
из указаний Сталина ("долбить систематически в одну точку, что­бы заставить наших работников повернуться лицом к закону"), по-своему интерпретировал приведенные выше документы. Вы­ступая 23 ноября 1932 г. с докладом на расширенном заседании бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) с докладом "Задачи Северо-Кавказских большевиков в борьбе за хлеб и укрепление колхозов", он утверждал, что половина урожая в крае была рас­хищена. А «формы воровства весьма разнообразны... В июле и августе на колхозных и совхозных полях появились "парикмахе­ры" (смех), ножами и ножницами срезавшие колосья. Другие по­ступали осторожнее, колосья не срезали, а засовывали стебли в мешок и там отряхивали зерно. Колос оставался целым, но пус­тым». Характерна и реакция партийных функционеров на тер­мин "парикмахеры", приведенный докладчиком97.
Первые итоги применения "великого закона" были подведе­ны уже на январском (1933 г.) Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в вы­ступлении наркома юстиции РСФСР Н.В. Крыленко. "Считаю себя обязанным, - начал свою речь нарком, - дать отчет ЦК о том, как за истекшее время (менее чем за 5 месяцев, Сталин очень спешил с подведением итогов. - И.З.) выполняется Закон от 7 августа 1932 года". "У многих не укладывалась в сознании постановка в Законе о двух мерах в отношении хищения - рас­стрел и десятилетняя изоляция. И вот борьба с этими предрассуд­ками, с непониманием, с недооценкой значения этого политиче­ского акта продолжалась первые месяцы особенно остро и до на­стоящего времени еще не завершена".
Далее Крыленко привел данные на 1 января 1933 г. по РСФСР - всего было осуждено по этому закону 54 645 человек. "Казалось бы, - комментировал он, - достаточно внушительная цифра. Но высшая мера - одно из основных мероприятий, чтобы ударить по классовому врагу... по тем, кто идет за ним - примене­на на сегодняшний день в 2100 случаях", главным образом в де­ревне. "Разбор этих цифр дает еще более малоутешительную картину". Принцип, как видим, такой - чем больше осуждено, а тем более расстреляно - тем лучше. И вроде бы закон позволял, но "у нас есть так называемая статья Уголовного кодекса. Эта статья дает право суду... в исключительных обстоятельствах применять более мягкую меру". И вот результат: по данным на 1 ноября 51-я статья была применена судами в 40% дел. «На ме­стах, - возмущался нарком, - проявились не только непонимание, но и прямое смазывание этого закона, его политической роли, его политического существа... Один народный судья мне прямо сказал: "У меня рука не поднимается, чтобы на 10 лет закатать человека за кражу колосьев».
73
«Мы же сталкиваемся тут, - теоретизировал Крыленко, - с предрассудком и традициями старых форм правовой буржуаз­ной мысли, что так нельзя, что обязательно судить должно не исходя из политических указаний партии и правительства, а из соображений "высшей справедливости"». Нарком, насквозь пропитавшийся большевистской идеологией, дает единственно правильный ответ носителям буржуазных предрассудков: "Мы ответили, что требования политической необходимости долж­ны быть выполнены". Иначе говоря, "политическая целесооб­разность" (в понимании партийной элиты) выше элементарной человеческой справедливости. Этим определялась сущность закона о "пяти колосках".
Крыленко правильно понимал, что от него требуется. Он за­верил, что положение будет исправлено, дальше все пойдет как надо, как следует из закона. "На сегодняшний день, - порадовал он членов пленума, лично Сталина и Кагановича, - мы имеем си­стематическое нарастание дел" (видимо, имелось в виду прежде всего расстрельных дел). "Репрессия должна быть усилена". И при этом особые надежды он возложил на политотделы МТС и совхозов - чрезвычайные органы партии, об организации и за­дачах которых докладывал на том же пленуме выступавший пе­ред ним Каганович. "Политотделы, - подчеркнул Крыленко, -должны опираться на органы принуждения, на органы репрессий в борьбе с классовым врагом"98.
Свою лепту в устранение ошибок внес прокурор РСФСР и за­меститель наркома юстиции РСФСР А.Я. Вышинский. Солида­ризируясь со своим начальником по Наркомату он также посето­вал на то, что сначала Закон от 7 августа 1932 г. "срывался, сма­зывался", поскольку суды пользовались статьей 51-й УК РСФСР, дававшей им право в виде исключения смягчать пре­дусмотренную законом меру наказания, причем делалось это "не в исключительных случаях, а как правило". У них, негодовал Вы­шинский, "не поднималась рука" осудить крестьянина на 10 лет за кражу хлебных колосков. Вышинский расценил эти действия судей как "громадную политическую недооценку декрета" и в свою очередь позаботился, чтобы были "своевременно приняты меры к исправлению этой ошибки"99.
Вскоре после Пленума ЦК ВКП(б) был созван Пленум Вер­ховного суда СССР, специально рассмотревший вопрос "О при­менении Закона от 7 августа 1932 г. об охране общественной (со­циалистической) собственности". В принятом постановлении разъяснялось, что закон "имеет целью добиться ликвидации хи­щений социалистической собственности", чего можно достигнуть "только при твердом и неуклонном проведении его в жизнь".
74
"После нанесения главного удара, - прогнозировали авторы по­становления, - случайные неустойчивые элементы из трудящих­ся отхлынут от хищений, а кулаки, спекулянты, жулики и др. бу­дут раздавлены". И, конечно же, категорическое требование: "Нельзя применять ст. 51 УК РСФСР, так как это применение несомненно ослабило бы удар, дало бы лазейку не применять ис­ключительного закона и распылило бы его предупреждающее действие. Равным образом нельзя применять ст. 162 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик, а так­же условного осуждения"'00.
10 февраля 1933 г. председатель Верховного суда СССР А.Н. Винокуров в докладной записке Президиуму ЦИК СССР представил более полные данные о применении судебными орга­нами сталинского закона на 15 января 1933 г. Согласно этому до­кументу, по РСФСР было осуждено 64 907 человек, из них к выс­шей мере наказания приговорены 2298, или 3,6%, к 10 годам ли­шения свободы - 19 792, или 30,5%. В целом по стране было осу­ждено 103 тыс. человек, из них к высшей мере наказания приго­ворено 4880 человек, или 6,2%, к 10 годам - 26 086 человек, или 33%. Из общего числа осужденных по стране больше всего при­ходилось на колхозы (64,2%), затем на железнодорожный транс­порт (13,2%), совхозы (9,4%), единоличников (5,8%), промышлен­ность (4,9%). Председатель Верховного суда не упустил возмож­ность отметить заслуги возглавляемого им ведомства: "Большой процент осужденных к 10 годам единоличников и колхозников (68,4%) свидетельствует, что суды нанесли крепкий удар по мел­кособственническим элементам, не изжившим частнособствен­нической психологии"101. Возможно такой постановкой Виноку­ров хотел оправдать значительное превалирование (и на этот раз) приговоров второй категории по сравнению с первой (рас-стрельных), подчеркнув их "воспитательное" значение. Нес­колько позже Сталин сам вынужден будет согласиться с таким подходом.
Применение "драконовских мер", приравнивание их к "соци­алистическим", тем более по отношению к крестьянам - основ­ным жителям страны, значительно подрывало его рейтинг в гла­зах стран Запада, компрометировало саму идею социализма в глазах трудящихся.
Между тем в конце августа-начале сентября 1932 г. ЦК ВКП(б) с большим опозданием вынужден был обратиться к проблемам коллективизации и сельского хозяйства в районах Крайнего Севера и в Казахстане в связи с крайним обострением ситуации на почве "грубейших ошибок и перегибов". 1 сентября Политбюро приняло постановление "Об извращении политики
75
партии на Крайнем Севере". Резкой критике подверглись "недопу­стимые директивы" Союзохотцентра в области коллективизации и ошибки Оленеводтреста, допущенные при комплектовании ста­да оленеводческих совхозов. Был утвержден текст письма Ленин­градскому, Уральскому, Якутскому обкомам, Северному, Запад­но-Сибирскому и Дальневосточному крайкомам партии "Об от­сутствии руководства, контроля и о грубейших извращениях поли­тики партии на Крайнем Севере". Отмечалось, в частности, что в регионе без учета его специфики местными партийными и совет­скими организациями проводилась сплошная коллективизация в форме промысловой артели и даже коммуны при полном игнори­ровании простейших форм производственного кооперирования. При обобществлении коров, оленей, собак и охотничьего инвента­ря применялись административные методы, грубо нарушался принцип добровольности. Кроме того, в связи с созданием олене­водческих совхозов у колхозников и единоличников принудитель­но отбирался скот; процент коллективизации был доведен до 47-65, а удельный вес простейших форм не превышал и числа 7. Политбюро в категорической форме потребовало:
«1. В районах народностей Крайнего Севера главное внимание со­средоточить на организации первичных форм производственного коо­перирования; только в районах с наиболее высоким хозяйственным и политическим уровнем "крайне осторожно и абсолютно на доброволь­ных началах" можно допускать организацию смешанных промысловых артелей по типу с.-х. артели.
2. Там, где не имеется необходимых условий для развития смешан­ных промысловых артелей, перевести артели на устав простейших про­изводственных объединений. Организацию коммун категорически за­претить.
3. В качестве основной задачи поставить организационно-хозяйст­венное укрепление производственно-кооперативных объединений (снабжение орудиями производства, закрепление угодий и выпасов), не­медленно выделить в личное пользование колхозников необходимое количество оленей и скот.
4. Прекратить практику преступного комплектования совхозов пу­тем принудительного отчуждения оленей.
Всех загибщиков за подобные преступления сурово наказать по за­кону и исключить из партии»102.
Однако время для исправления "грубейших извращений" бы­ло упущено, повторялась ситуация, аналогичная той, которая сложилась после постановления ЦК ВКП(б) от 26 марта 1932 г. "О принудительном обобществлении скота". Многих голов "обобществленных" оленей и коров уже не было в наличии, а ру­ководители колхозов и совхозов не горели желанием возвращать скот прежним владельцам, тем более такую "мелочь", как ружья,
76
капканы, собак, утварь жилищ (чумов), которые тоже обобщест­влялись.
Примерно сходная картина с "исправлением ошибок" при кол­лективизации наблюдалась и в Казахстане. Постановление Полит­бюро "О сельском хозяйстве и, в частности, - животноводстве в Казахстане" было принято 17 сентября 1932 г. Хотя преамбула об­ращала внимание Казкрайкома на то, что задачи хозяйственного и поселкового оседания, как и коллективизации, могут быть успеш­но выполнены только на основе добровольного и широкого уча­стия в них бедняцко-середняцких масс, прямой критики крайкома постановление не содержало. Более того, подчеркивалось, что "ЦК признает правильной линию крайкома по постепенному осе­данию кочевого и полукочевого казахского населения", а дости­жения в этой области определялись тем, что на оседлый образ жизни было переведено 200 тыс. казахских хозяйств, посевные площади которых составили половину всех посевов республики.
В виде уступки перешедшим на оседлость хозяйствам разре­шали увеличить численность индивидуального скота до 2-3 ко­ров, 10-20 голов овец и столько же свиней. Рекомендовалось ор­ганизовывать поселковое расселение с постройками европейско­го типа. В кочевых и полукочевых районах основной формой ("наиболее удобной") объявлялись тозы, а в индивидуальном пользовании членам товариществ разрешалось иметь до 100 го­лов овец, 8-10 голов рогатого скота, 3-5 верблюдов, 8-10 табун­ных лошадей. Эти хозяйства освобождались от государственных налогов и обязательных платежей; на два года - от централизо­ванных ското- и хлебозаготовок. Правительство должно было предоставить кредит для закупки рабочего скота и организации МТС и МСС. Отпускалось 2 млн пудов зерна для продовольст­венной и семенной ссуды.
План хлебозаготовок в целом по Казахстану был уменьшен на 3 млн пудов, отсрочен возврат продовольственной и семенной ссуды в размере 5 млн пудов на один год. В то же время план за­готовок (за вычетом льгот) предписывалось "выполнить безус­ловно"103. Серьезные недостатки и пробелы этого документа от­метил зам. председателя СНК РСФСР Т.Р. Рыскулов в докладной записке Сталину от 6 октября 1932 г. "При правильности линии на оседание казахов, - писал он, - на практике это дело сводится к насаждению земледелия с вытеснением животноводства в жи­вотноводческих районах, где земледелие не может быть рента­бельным ввиду скудости осадков и где оседание кочевников Должно быть связано в основном с развитием животноводства". К тому же, считал автор, не учитываются "действительные ре­зультаты огромной убыли скота и состояние оседания казахов".
77
В записке приводились данные всесоюзной переписи скота в феврале 1932 г., согласно которым поголовье скота в республи­ке по сравнению с 1928 г. сократилось на 83% (с 32 млн до 5,4 млн голов), в том числе овец - на 88%, коров - на 86%. А это означа­ло, что установленные в постановлении ЦК нормы индивидуаль­ного скота на хозяйство "нереальны, их нельзя обеспечить". Большинство кочевых и полукочевых хозяйств, пояснял автор, никакого индивидуального скота не имеют, "многим казахам просто не из чего начать разводить скот". Они не имеют огоро­дов, птицы, а посевы зерновых культур дают низкую урожай­ность. Три четверти всех доходов были скотоводческими, а те­перь они "почти все вычеркнуты". Половина казахов кочует вне своих районов, большинство живет под открытым небом, голо­дает, нищенствует.
Разрешение увеличить поголовье индивидуального скота, считал Рыскулов, необходимо подкрепить реальными мерами: возвратить часть обобществленных коров и мелкого скота, сни­зив процент обобществления до 25 вместо 50; в кочевых и полу­кочевых районах распустить все колхозы; установить, начиная с 1933 г., в течение трех лет, покупку в сопредельных странах (Западный Китай и др.) ежегодно по 1 млн голов овец для раз­дачи населению на условиях возврата государству по истечению двух лет.
Заместитель главы правительства России пояснил, в каком состоянии находятся 200 тыс. казахских хозяйств, переведенных на оседлость, что удовлетворило авторов постановления. Хотя посевные площади росли, урожайность была крайне низкая; по­леводство в ряде мест невыгодно из-за плохого качества земли и недостатка влаги; около 30% хозяйств откочевало обратно, а ре­ально осело на новых местах 50 тыс. (25%) хозяйств; поголовье овец сократилось на 88, крупного рогатого скота - на 75. Он предложил сделать упор на пастбищном, отгонном животно­водстве, предусматривавшем после пастьбы весной, пока еще есть трава, направлять скот на горные и приторные пастбища, ибо в противном случае потребуется огромное количество хлеба и концентрированных кормов. "Без перегонов на пастбища нель­зя обойтись и в Северном Казахстане".
Рыскулов настаивал на отмене постановления Казкрайкома и Казахского совнаркома от 25 декабря 1931 г., согласно которому оседание всего казахского населения должно было закончиться к концу 1933 г. и должны быть созданы укрупненные, европейско­го типа, поселки на одном массиве в 500 хозяйств. Он подчерки­вал, что главным стержнем народного хозяйства Казахстана яв­ляется животноводство, которым занимается 75% населения и
78
которое дает половину всей валовой продукции сельского хозяй­ства. "Наилучшее развитие этой отрасли... будет иметь решаю­щее значение на всенародное хозяйство, на поднятие благососто­яния и благополучие большинства населения Казахстана". В со­проводительной записке к документу автор назвал Казахстан "первой животноводческой базой СССР", которая "в корне по­дорвана" и убыль скота продолжается104.
Таким образом, отталкиваясь от постановления Политбюро от 17 сентября 1932 г., Рыскулов предложил реальную програм­му восстановления и развития животноводства в Казахстане, ре­шения проблемы откочевников, ликвидации последствий голодо-мора 1932-1933 гг., жертвами которого стали около 2 млн корен­ных жителей. Однако ее реализация оказалась возможной (в той или иной мере) только после ухода с поста секретаря Казкрайко-ма Ф.И. Голощекина, занимавшего его вплоть до конца 1933 г. Сталин и после принятия постановления по Казахстану продол­жал ему доверять. В январе 1933 г. Ф.И. Голощекин, отчитываясь о досрочном выполнении первой пятилетки, на Пленуме ЦК, от­метил большие достижения Казахстана в результате коллективи­зации105.
ОРГАНИЗОВАННЫЙ ГОЛОД
"Великий голод" 1932-1933 гг. не был обусловлен какими-ли­бо природными катаклизмами. Более того, с точки зрения погод­ных условий он отличался в лучшую сторону в сравнении с 1931 г. Правда, засухе подверглись некоторые районы Украины, Северного Кавказа, Поволжья. Однако недород был значитель­но меньше. Это отметил Сталин в речи на январском (1933 г.) Пленуме ЦК ВКП(б): "Никто не может отрицать, что валовой сбор хлебов в 1932 г. был больше, чем в 1931 г., когда засуха в пя­ти основных районах Северо-Востока СССР значительно сокра­тила хлебный баланс страны. Конечно, мы и в 1932 году имели некоторые потери урожая вследствие неблагоприятных клима­тических условий на Кубани и Тереке, а также в некоторых районах Украины. Но не может быть сомнения в том, что эти по­тери не составляют и половинной доли тех потерь, которые име­ли место в 1931 году в силу засухи в северо-восточных районах СССР"106. И общий валовой сбор зерна в стране в 1932 г. был не­сколько выше, чем в предыдущем. Однако потери урожая при Уборке по-прежнему оставались довольно большими.
Уже летом обнаружилось серьезное отставание по сдаче хле­ба трех важнейших зерновых районов страны - Украины, Север­
79
ного Кавказа, Поволжья. В предыдущем году именно они, как наиболее благополучные, должны были выполнять повышенные обязательства по сдаче хлеба ("встречный план") и поэтому не смогли себя обеспечить хлебом до нового урожая. Теперь, в усло­виях засухи, крестьяне остро ощущали надвигающуюся беду и всеми правдами и неправдами оттягивали выполнение хлебозаго­товок, не надеясь на обещанное авансирование в ходе уборки. Они оказывали значительное противодействие хлебозаготови­тельным органам, стремясь утаить от них часть выращенного урожая, расхищали его.
12 августа 1932 г. секретарь Средне-Волжского крайкома ВКП(б) М.М. Хатаевич и председатель крайисполкома Г.Т. По-либицын обратились в ЦК ВКП(б) и СНК СССР с докладной запиской о причинах низкой урожайности в крае и мерах по ее устранению. Указывались две основные причины: полное от­сутствие севооборотов (в Заволжье - основном пшеничном районе края - на протяжении 5-7 лет пшеницу сеяли по пшени­це); чрезвычайное перенапряжение с тягловой силой во всем крае (в среднем на тягловую единицу приходилось 10,4 га про­тив 6,3 га в 1928 г.). "Бесхозяйственное использование земли, -делали вывод авторы, - бьет по урожаю не меньше, чем засу­ха". А в результате при значительном росте посевных площа­дей валовой сбор хлебов не увеличивается, конское поголовье даже сократилось с 1140 тыс. голов в 1928 г. до 740 тыс. в 1932 (более чем в 1,5 раза), а "завоз тракторов в 1931-1932 гг. едва покрывает их амортизацию". "Без коренного улучшения энер­говооруженности сельского хозяйства, - предупреждали авто­ры записки, - неизбежен срыв планов сева и производства сель­скохозяйственных продуктов". А для борьбы с засухой в Завол­жье предлагали воспользоваться рекомендациями академика Тулайкова, но для этого нужна была специальная техника (для мелкой пахоты)107.
В спецсводке ПП ОГПУ по Западно-Сибирскому краю от 15 сентября 1932 г. речь шла о причинах невыполнения плана хлебозаготовок за август и половину сентября (годовой план был выполнен на 4,7%, в том числе по колхозам - на 4,4%). Многие руководители колхозов считали эти планы завышенными, боя­лись даже выносить их на обсуждение колхозных собраний ("как узнают сколько дали, так бросят убирать хлеб"). Даже приводи­лись в этой связи высказывания колхозников по вопросам хлебо­заготовок:
- Колхозник Степанов, Змеиногорский район: "Я считаю, что этот план нам будет не под силу и принимать его не надо, сдадим без плана, или пусть дают такой план, который выполнить можно";
80
- Колхозник Чекин, Завъяловский район: "Им хорошо там, рассуди­ли - сдай 2 тыс. ц, а они того не подумали, сколько же нам останется... Мое предложение: самим подсчитать и сдать сколько найдется";
- Колхозник Гребенников, Угловский район: "План заготовок нере­альный, если только мы выполним план - мы должны остаться без хле­ба, потому что на каждый двор нужно иметь 100 пуд., вот когда мы бы­ли единоличниками, то самое меньшее оставляли на каждое хозяйство 100-150 пуд... Все говорят, что государство помогает, а получается сов­сем наоборот - государство тянет последнее от колхозов";
- Колхозник Жданов, Павловский район: "Если бы знать, что дей­ствительно этот план, который даден и будешь выполнять, а то ведь никто определенно не сказал, что после этого плана не будет еще другого";
- Колхозник Морин, Рубцовский район: "Я не верю, один план вы­полним, снова дадут другой, так как в прошлом году, и опять ничего не останется. Если бы хоть немного оставили, а то работаешь, как вол, а поесть нечего";
- Колхозник Мерешкин, Рубцовский район: "Надо просить РК и РИК, чтобы дополнительных планов не давали, а то один выполнишь, другой дадут, так доведут, что на еду не останется".
Целый раздел сводки был посвящен настроениям колхозни­ков и единоличников в связи с хлебозаготовками. Вот некоторые из них:
- "Своими постановлениями советская власть опять обманула му­жика, хлебозаготовки идут по-старому". "Нынешний год снова будем сидеть голодом";
- Колхозник Г. Зайцев, Тонкинский район: "Летом все колхозники больше на подножном корму находились, питались лебедой, да корой деревьев, а сейчас, как только хлеб поспел - отдай государству. По-ви­димому, при этой власти нам сытыми никогда быть не придется";
- Колхозник Путин, Ачинский район: «В прошлом году в это вре­мя еще не требовали, а нынче уже кричат: "Давай! Пожалуй, не одну шкуру снимут с мужика и колхоза за этот хлеб. Уже колхозу дают твер­дое задание, если не выполнил, наверное распродадут. Придется хлеба немного получить и ехать куда-нибудь на производство»;
- Колхозник Ф. Буриков, Ачинский район: "Я нынче весной пове­рил, что правительство снизило хлебозаготовки, оказывается нет. Еще не убрали хлеб, а начинают уже нажимать... нас кругом обманули, на каждом шагу надувают мужика... Нет, не было от советской власти правды и не будет";
- "Я бы государству не дал ни одного фунта, потому что оно нам никакой пользы и помощи не дает. Товаров нет никаких, сколько пропало лошадей, а кожи отправили за границу, свой народ ходит босиком";
81
- "Куда только наш СССР хлеб девает, наверное отправляют за границу? Вот некоторые радуются, что дождались нового хлеба, но это ненадолго. Дадут план хлебозаготовок, потом нужно отдать МТС за то, что они пахали, а остальные на семена, а мы опять остались голодны­ми. Если бы были все дружные, уперлись бы, не дали бы нисколько, по­ка не обеспечили своих колхозников";
- "Ну первая пятилетка замучила нас займами, а как станет вторая пятилетка, тогда от займов совсем не отвяжешься, покуда не при­дет японец";
- Колхозник Бельков, Поспелихинский район: "Да не дурак же япо­нец, но чего он не идет войной на СССР? Если бы война, то нас бы забра­ли и дали оружие, я бы сразу стал стрелять не по японцу, а по своим";
- Колхозник Федосеев, Любинский район: "Наш СССР благодетель для иностранных рабочих и крестьян, у нас хлеб отбирают, да отправ­ляют за границу, а мы сидим голодом, машины ихние глодать не бу­дешь. Нынче опять завернули такие хлебозаготовки, что заранее при­пасай суму";
- Середняк Бажин, Рыбинский район: "Надо бросить заниматься хлебопашеством, только одни неприятности. Работаешь, как вол, а для себя все равно хлеб покупать приходится. Что сожнешь - все в заготов­ку отберут. Ждешь, когда лучше будет, а тут с каждым годом хуже, нынче совсем до зерна забирают, а не отдай попробуй, так и в тюрьме насидишься";
- Бедняк Шмаков, Залесовский район: "Обрадовались весной, раз мол торговать разрешают, так значит для себя хлеба оставить можно, а вышло опять весь хлеб сдай, а торговать они сами будут, а у нас хлеб за бесценок возьмут";
- Середняк Я. Лисенков, Каргатский район: "Это к лучшему, если весь хлеб заберут, то скорее все как один подымутся и свергнут эту власть"108.
Нужно отдать должное авторам-составителям этой спецсвод­ки (полномочному представителю ОГПУ по Западно-Сибирско­му краю Шанину и начальнику Секрполитотдела Ильину за объ­ективное и непредвзятое изложение ситуации с хлебозаготовка­ми в крае (весьма типичной для страны в целом), основанное на высказываниях крестьян, как единоличников, так и колхозников, а также руководителей колхозов. Судя по всему, представители ОГПУ края в данном случае преследовали цель довести до выше­стоящего начальства подлинное положение дел, без характерных для такого рода сводок многочисленных ссылок и оговорок на происки кулака, деятельность антисоветских элементов, направ­ленную на подрыв колхозного строя и т.п. Отсутствует даже раз­дел "О положительных высказываниях", а куцый раздел "О дея­тельности АСЭ" (антисоветских элементов) носит формальный
82
характер, по существу органически вписывается в разделы "О проработке хлебозаготовительных планов" и основного -центрального - "О настроении" крестьян-хлебосдатчиков.
В сопоставлении с планами предшествующего года крестьяне отмечали "новые тенденции" заготовок 1932 г.: "Планы заведо­мо нереальны"; "хлебозаготовки начинаются уже в ходе убороч­ной кампании"; "что сожнешь - все в заготовку отберут"; "с каж­дым годом все хуже и хуже, нынче совсем до зерна забирают"; "не отдашь, так в тюрьме насидишься" (намек на Закон от 7 ав­густа 1932 г.); "верить советской власти нельзя, обещания не вы­полняются" (о свободной торговле, о возвращении скота и др.); "у крестьян хлеб отбирают и отправляют за границу"; "СССР -благодетель для иностранных рабочих и крестьян".
Были и открытые угрозы в адрес советской власти, которые авторы сводки воспроизвели без комментариев: "Если будет вой­на, оружие повернем против советской власти"; "все как один должны подняться и свергнуть эту власть".
В отличие от 1931 г., постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23 сентября 1932 г. были отклонены просьбы и пред­ложения местных организаций о предоставлении колхозам и сов­хозам весной и осенью семенной ссуды, поскольку "урожай на­стоящего года удовлетворительный", и "государственные хлебо­заготовки для колхозов сокращены"109.
27 ноября 1932 г. в разгар хлебозаготовительной кампании Сталин созвал объединенное заседание высшей партийной эли­ты Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКП(б). В своем выступ­лении он разъяснил, что хлебозаготовительные трудности объ­ясняются прежде всего "злостным саботажем" со стороны кре­стьян, сознательным вредительством, которые надо преодолеть с помощью чрезвычайных (репрессивных) мер. При этом он исхо­дил из того, что хотя большинство колхозного крестьянства "яв­ляется опорой советской власти в деревне", "это еще не значит, что среди колхозников и колхозов не может быть отдельных от­рядов, идущих против советской власти, поддерживающих вреди­телей, поддерживающих саботаж хлебозаготовок", и "было бы глупо, если бы коммунисты... не ответили на удар этих отдель­ных колхозников и колхозов сокрушительным ударом". Он вы­разил уверенность, что "вредительство в колхозах и саботаж хле­бозаготовок сыграют, в конце концов, такую же благодетельную роль, какую сыграл "шахтинский процесс" в области промыш­ленности... послужит таким же поворотным пунктом в деле раз­вертывания революционной бдительности наших сельских и рай­онных коммунистов и организации новых большевистских кад­ров в колхозах и совхозах"110.
83
В ответе на одно из писем М.А. Шолохова, протестовавшего против массовых репрессий на Северном Кавказе в ходе хлебоза­готовок, генсек пошел еще дальше, заявив, что «хлеборобы ва­шего района (и не только вашего района) проводили "итальянку" (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию -без хлеба... по сути дела вели "тихую" войну с советской властью. Войну на измор...»111
Таким образом, обвинение было предъявлено всему крестьян­ству, вождю в данном случае изменил даже "классовый подход". Тем самым обосновывались и оправдывались тягчайшие репрес­сии, которые обрушились на всех хлеборобов. А основная причи­на провала хлебозаготовок, по мнению Сталина, - крестьянский саботаж. Недаром этот термин сопровождался восклицательным знаком. Против саботажа и был направлен очередной, "теорети­чески" обоснованный, на этот раз "сокрушительный удар". В сво­их публичных выступлениях Сталин не позволял столь резких ан­тикрестьянских выпадов. Более того, в речи "О работе в деревне" на январском (1933 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) он даже заступился за хлеборобов, заявив, что "совершенно неверно и, безусловно, не­справедливо взваливать на них всю ответственность за затрудне­ния с хлебозаготовками". "Крестьяне тут не причем... Ответст­венность целиком падает на коммунистов", которые якобы не уч­ли новой обстановки в деревне, объявленной колхозной торговли хлебом. "С первых же дней уборки, еще в июле месяце 1932 г., они должны были всемерно усилить и подгонять хлебозаготовки". А вместо этого "стали подгонять образование всякого рода фон­дов в колхозах, усиливая тем самым сдержанность сдатчиков хле­ба в деле выполнения их обязанностей перед государством".
Такого рода обвинения против коммунистов, всех местных ру­ководителей деревни (может быть за отдельными, крайне редкими исключениями) не подтверждаются многочисленными документа­ми. Тем более, что в постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 мая 1932 г. "О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развер­тывании колхозной торговли хлебом" было четко разъяснено, что колхозам и колхозникам предоставляется полная возможность беспрепятственной продажи излишков своего хлеба с 15 января 1933 г. "после выполнения хлебозаготовительного плана и обра­зования семенных фондов" (выделено авт. - И.З.). Проигнориро­вать эту директиву местные руководители не могли. Тем более, что Политбюро постоянно напоминало им о "первой заповеди", "требуя ее неуклонного выполнения"112.
Основными проводниками этих репрессий, их надежным ме­ханизмом были чрезвычайные комиссии, направленные по ука­занию Сталина осенью 1932 г. в основные зерновые районы. Ре­
84
шение об их создании на Украине и Северном Кавказе было при­нято Политбюро ЦК ВКП(б) 22 октября 1932 г. "в целях усиле­ния хлебозаготовок"; первую из них возглавлял В.М. Молотов, вторую - Л.М. Каганович. Персональный состав Северокавказ­ской комиссии был определен в начале ноября, в нее вошли: М.А. Чернов (Комитет заготовок), Т.А. Юркин (Наркомат совхо­зов), А.И. Микоян (Наркомат снабжения), Я.Б. Гамарник (По­литуправление РККА), М.Ф. Шкирятов (ЦК ВКП(б)), Г.Г. Ягода (ОГПУ), А.В. Косарев (ЦК ВЛКСМ). Перед комиссией Кагано­вича ставилась задача "выработать и провести меры по слому са­ботажа сева и хлебозаготовок, организованного контрреволюци­онными кулацкими элементами на Кубани".
В комиссию Молотова были включены Калманович, Саркис, Маркевич, Кренцель; фактически в ее работе принимал участие и Каганович - секретарь ЦК ВКП(б), а с 15 декабря 1932 г. - и за­ведующий сельхозотделом ЦК; 28 ноября в качестве уполномо­ченного ЦК и СНК по хлебозаготовкам в Нижнее Поволжье был направлен секретарь ЦК ВКП(б) и КП(б)У П.П. Постышев, а в конце декабря во главе с ним была сформирована комиссия, куда вошли Зыков, Гольдин и Шкляр113. Столь представительный и масштабный состав северокавказской комиссии предопределил ее ведущее положение. Разработанные ею под руководством Ка­гановича меры по слому саботажа хлебосдатчиков являлись сво­его рода эталоном и для других комиссий.
Для Казахстана, входившего в состав РСФСР на правах авто­номной республики, чрезвычайная комиссия не создавалась, ее функции по существу выполнял крайком партии, возглавляемый Ф.И. Голощекиным. Именно под его руководством проводился гу­бительный для республики курс на сплошную коллективизацию, реализовывалась авантюристическая программа "большого скач­ка" в животноводстве, а в северных областях - и в зерновой отрас­ли. Поэтому очень кстати оказались "наработки" Кагановича.
Опираясь на обкомы и крайкомы партии, а на Украине - на ЦК и Политбюро КП(б)У, комиссии осуществили комплекс ре­прессивных мер по отношению к колхозам, деревням и станицам, уличенным в "злостном саботаже" хлебозаготовок.
Пожалуй, одним из первых (как председатель чрезвычайной комиссии) проявил себя Молотов. Причем действовал индивиду­ально, не привлекая других членов комиссии, опираясь на Полит­бюро ЦК КП(б) Украины и согласовывая все свои действия со Сталиным. К концу октября он уже "разобрался" в обстановке. 29-30 октября по его указанию было проведено заседание По­литбюро - высшего органа власти республики по вопросу "О ме­рах усиления хлебозаготовок" и принято соответствующее по­
85
становление. Любопытная деталь: в первом абзаце постановле­ния говорилось, что оно принято Политбюро ЦК КП(б) Украи­ны на основе совместного обсуждения положения с хлебозаго­товками с представителем ЦК ВКП(б) Молотовым, а далее вся констатирующая и постановляющая часть подавалась как поста­новление ЦК КП(б)У. По-видимому, Политбюро Украины пол­ностью ассоциировало себя с ЦК КП(б)У, исходя из принципа "царь указал, и бояре приговорили".
Положение с хлебозаготовками было признано "исключи­тельно неудовлетворительным": за 25 дней октября выполнено только 22% месячного и 39% годового плана. А главная причина срыва хлебозаготовок - "господство демобилизационных на­строений... у большинства парторганизаций, руководящих пар­тийных и советских кадров. Было установлено, что парторгани­зации принимали решения о выполнении планов хлебозаготовок "без обеспечения их действительно честного большевистского выполнения". Следовало и бескомпромиссное требование: "Обеспечить немедленную и полную ликвидацию демобилизаци­онных оппортунистических настроений не на словах, а на деле подлинно большевистскую борьбу за хлеб, мобилизацию всех не­обходимых сил для осуществления этой задачи". Конечная цель -"безусловное выполнение на все 100%" (выделено авт. - И.З.) годо­вого плана хлебозаготовок, сниженного ЦК ВКП(б) (в связи с недо­родом) на 70 млн пуд.
Опытный аппаратчик, второе (после Сталина) лицо в госу­дарстве, Молотов, по существу, не нуждался ни в какой чрезвы­чайной комиссии, которую, по-видимому, ни разу не собрал. Он четко распределил обязанности между членами ЦК и Политбю­ро Украины - кому и куда ехать для принятия на месте совмест­но с обкомами "всех мер к большевистской мобилизации сил и обеспечению выполнения окончательного плана хлебозагото­вок": Косиору - в Одесскую область; Чубарю и Скрыпнику -в Днепропетровскую; Затонскому (член комиссии) - в Киевскую; Любченко и Сухомлину - в Винницкую; Хатаевичу - в Харьков­скую область и т.д. Кроме того, в качестве дополнительных "тол­качей" решили мобилизовать из руководящих работников цент­ральных учреждений республики не менее 100 человек "для ра­боты по усилению хлебозаготовок" в областях и районах. Ранее мобилизованных на хлебозаготовки работников, которые не справились со своей миссией, "вернули назад". Помимо этого Мо­лотов договорился со Сталиным о направлении из Москвы "50-70 товарищей с партийным опытом на месяц для работы по хлебозаготовкам"!14. Казалось бы, успех при такой четкой диспо­зиции был обеспечен.
86
Каганович более масштабно подходил к своим обязанностям как председатель Северокавказской комиссии. Его основным по­мощником (первым заместителем) был Микоян. 1 ноября 1932 г., сразу после приезда в Ростов, он и Микоян послали Сталину про­странную телеграмму. Доложили, что "было проведено заседа­ние бюро крайкома с участием группы" (комиссии); "выступле­ния ряда членов бюро, вернувшихся из деревни, отразили настро­ения части низового актива и колхозников, показали неуверен­ность и растеренностъ при выполнении плана"; "выступления подтвердили, что часть деревенских коммунистов (особенно в Кропоткинском, Тихорецком, Армавирском районах) возглавля­ют кулацкие настроения"; "на общественное питание, т.е. по-едоцкое распределение хлеба, в том числе и неработающим, в ряде колхозов Кубани истрачено по полтора центнера на кол­хозника"; "аппарат колхозов сильно засорен и оборачивает от­четность против нас"; "члены бюро до сих пор считают главной причиной отсутствия сева - отсутствие семян, мы указали, что ссылки на семена есть прикрытие саботажа"; "выделили комис­сию для разработки предложений о занесении 3-5 кубанских ста­ниц на черную доску с лишением колхозной торговли в них, чист­ки аппаратов партийцев, комсомольцев" (выделено авт. - И.3.)п5.
Обращает внимание некая безапелляционность суждений Ка­гановича и Микояна, определяемая, по-видимому, директивным инструктажем Сталина ("накачкой") перед отправкой членов ко­миссий на места. Целевая установка, естественно, на репрессии, силовой подход. Впоследствии это подтвердил и сам Каганович (в докладе на январском (1933 г.) Пленуме ЦК ВКП(б)). А идея "черных досок", несомненно, принадлежала Кагановичу, озву­ченная им сразу же после приезда в Ростов. 4 ноября 1932 г. бю­ро Северо-Кавказского крайкома совместно с комиссией Кагано­вича приняли одно из основополагающих постановлений, претен­дующих на универсальность, - "О ходе хлебозаготовок и сева по районам Кубани". Своей резкостью и жесткостью объявленных мер оно напоминало ультиматум полувоенного образца, предъя­вленного хлеборобам Кубани и части сельских коммунистов.
В преамбуле - основная целевая установка: "Ввиду особо по­зорного провала плана хлебозаготовок и озимого сева на Кубани, поставить перед парторганизациями боевую задачу - сломить са­ботаж хлебозаготовок и сева, организованного кулацким контр­революционным элементом, уничтожить сопротивление части сельских коммунистов, ставших проводниками саботажа, и лик­видировать несовместимую со званием члена партии пассив­ность и примиренчество к саботажникам (выделено авт. - И.З.). Обеспечить быстрое нарастание темпов, полное и безусловное
87
выполнение плана сева и хлебозаготовок, тем самым, добиваясь сплочения партийных рядов и укрепления колхозов".
А далее - жесткие карательные меры. "За явный срыв плана по севу и хлебозаготовкам занести на черную доску станицы -Ново-Рождественскую (Тихорецкого района), Медведовскую (Тимошевского района) и Темиргоевскую (Курганского района). Это означало:
1. Немедленное прекращение подвоза товаров и полное пре­кращение кооперативной и государственной торговли с вывозом из магазинов всех наличных товаров.
2. Полное запрещение торговли, как для колхозов и колхоз­ников, так и единоличников.
3. Прекращение всякого рода кредитования и досрочное взы­скание кредитов и других финансовых обязательств.
4. Проведение чистки колхозных, кооперативных и государ­ственных аппаратов от всякого рода чуждых и враждебных эле­ментов.
5. Изъятие органами ОГПУ контрреволюционных элемен­тов, организаторов саботажа хлебозаготовок и сева".
По существу это означало полную блокаду "провинившихся" станиц. Жители станиц, занесенных на "черную доску", предупре­ждались, что в случае "продолжения саботажа сева и хлебозаго­товок краевыми организациями будет поставлен перед прави­тельством вопрос об их выселении из пределов края в северные области и заселении этих станиц добросовестными колхозниками, работающими в условиях малоземелья и на неудобных землях"116.
Угроза не заставила себя долго ждать. Уже 8 ноября 1932 г. в станицу Полтавская в связи с реализацией названного постанов­ления прибыли полномочные представители ОГПУ по Северо-Кавказскому краю - Р. Пиляр и П. Николаев. В рапорте по пря­мому проводу они доложили Г. Ягоде, что приступили к работе. При этом отметили, что хлебозаготовки выполнены всего на 10,9%, осенний сев - на 34%. "Имеет место упорное сопротивле­ние как единоличников, так и колхозников, активизация контр­революционного кулацкого элемента". Вполне можно было про­водить операцию по выселению. Для начала арестовали 479 че­ловек, не довольствуясь тем, что к их приезду в тюрьмах находи­лось 240 станичников. "Большинство арестованных (и старых, и новых) идет по хищническо-капитулянтской линии как контрре­волюционный кулацкий элемент", - сообщали чекисты. А в кон­це донесения они заверяли высокое начальство, что "ваши дирек­тивы по Полтавской приняты к неуклонному исполнению"117.
По инициативе Кагановича и Шкирятова удар наносился и по сельским коммунистам, выступавшим в защиту крестьян. В пун­
88
кте 6-м постановления бюро Северо-Кавказского крайкома от 4 ноября 1932 г. говорилось: "Обязать райкомы покончить с при­миренческим отношением к вопиющим антибольшевистским по­ступкам части коммунистов, прямым образом сомкнувшихся с кулацкими организаторами контрреволюционного саботажа, ставших рупором классового врага в рядах партии, тем самым ставших на путь измены партии, и принять решительные меры борьбы с ними, как с предателями рабочего класса" (выделено авт. - И.З).
"Предателям рабочего класса" было посвящено "Особое по­становление" крайкома от 4 ноября 1932 г. В нем органам проку­ратуры поручалось в пятидневный срок рассмотреть (на выбор) 5-10 дел коммунистов - организаторов воровства и хищений хле­ба и привлечь их к ответственности на основе Закона от 7 авгу­ста 1932 г. И еще: пересмотреть как неправильный приговор кра­евого суда по делу Н.В. Котова (секретарь партийной ячейки ста­ницы Отрадная Тихорецкого района), поскольку суд якобы "не­дооценил контрреволюционное значение его преступления": сле­довало применить высшую меру наказания. На этом настаивал лично Каганович, назвав Котова "провокатором". А "преступле­ние" состояло в том, что он предложил увеличить размеры выда­чи натурального аванса колхозникам на трудодень с 490 г зерна до 1 кг118.
Зуд переселения "саботажников" настолько овладел Кагано­вичем, что, выступая в начале ноября 1932 г. в Ростове на сове­щании секретарей сельских райкомов партии, он открыто угро­жал выселением всему кубанскому казачеству: "Надо чтобы все кубанские казаки знали, как в 1921 г. переселяли терских каза­ков, которые сопротивлялись советской власти. Так и сейчас -мы не можем, чтобы кубанские земли, земли золотые, чтобы они не засевались... чтобы на них плевали... вам не нравится здесь ра­ботать - мы переселим вас... Так надо твердо поставить вопрос перед крестьянством"'19.
Всего на "черную доску" было занесено 15 казачьих станиц (13 кубанских и 2 донские), "упорствующих в саботаже". Пересе­ление осуществлялось на протяжении ноября-декабря 1932 г. Особенно пострадали жители станиц Полтавская, Медведовская и Урупская, в которых проживало 47,5 тыс. человек, а было вы­слано в северные районы страны 45,6 тыс., т.е. почти поголовно, о чем предупреждало постановление от 4 ноября. Первая из них была переименована в Красноармейскую (ее заселили демобили­зованными красноармейцами), Урупская - в Советскую, Уман-ская - в Ленинградскую. Всего же к началу 1933 г. было выслано не менее 63,5 тыс. жителей'20.
89
При участии Молотова в ноябре 1932 г. была разработана Инструкция "Об организации хлебозаготовок в единоличном сек­торе Украины". Она предусматривала лишение единоличников, "злостно уклоняющихся от выполнения плана хлебозаготовок", земельных наделов, в том числе и усадебной земли, выселение их владельцев за пределы районов и даже области. А в отношении кулацко-зажиточных хозяйств во всех случаях невыполнения ими твердого задания по хлебосдаче немедленно "применялись наиболее жесткие и суровые меры", в том числе "продажа всего имущества, арест и выселение всей семьи за пределы области"121.
Отнюдь не проигнорировал председатель чрезвычайной ко­миссии Украины "опыт" Кагановича в связи с занесением на "черную доску" сел, "злостно саботирующих хлебозаготовки". Именно под таким заголовком в декабре 1932 г. было принято постановление СНК УССР и ЦК КП(б)У, подписанное В. Чуба-рем и С. Косиором. А первыми "чернодосочниками" республики "за явный срыв плана хлебозаготовок и злостный саботаж, орга­низованный кулацкими и контрреволюционными элементами", оказались шесть сел Днепропетровской, Харьковской и Одес­ской областей (Вербка, Гавриловка, Лютеньки, Каменные Пото­ки, Святотроицкое и Пески). В качестве карательных санкций был воспроизведен (в несколько сокращенном виде) весь "джент­льменский набор" комиссии Кагановича (печально знаменитые пять пунктов)122. Следовало бы, видимо, как-то это явное заимст­вование соотнести с постановлением от 4 ноября 1932 г.
Казкрайком (секретарь Ф. Голощекин) не претендовал на оригинальность. В принятом 10 ноября 1932 г. постановлении не­двусмысленно отмечалось, что речь идет о постановлении, "ана­логичном постановлению Северо-Кавказского крайкома". От­стающий по хлебозаготовкам 31 район Казахстана был занесен также на "черную доску" со всеми вытекающими отсюда послед­ствиями. Проводились "повальные обыски, аресты, избиения" и т.д. "В связи с этим решением и проведенными мероприятиями, -сообщалось в спецсводке СПО ОГПУ от 7 декабря 1932 г., - мно­гие колхозы хлебозаготовительный план выполнили полностью в две пятидневки, по ряду других районов решающего перелома не произошло". Чтобы выполнить план колхозам приходилось вывозить семенные и "минимальные продфонды". А поэтому "откочевки приняли широкие размеры". "Только из одного Жа-на-Аркинского района откочевало 2044 хозяйства, 630 хозяйств из оставшихся на месте, средств к существованию не имеют". В районе за две декады умерло 300 человек, в том числе в рай­центре - 60. И тем не менее репрессии продолжались. "Органами ОГПУ, - констатировала сводка, - была проведена операция по
90
изъятию байско-кулацкого антисоветского элемента. Арестова­но 374 человека".
И одна примечательная деталь: в Кустанайском районе были арестованы завхоз и председатель колхоза "Красное Сормово" •'за сокрытие посевов проса". По-видимому, это был последний резерв руководителей колхоза, чтобы поддержать гибнущих кол­хозников и членов их семей123.
Как видим, использование северокавказского "опыта" Кага­новича (и по форме, и по содержанию) везде приводило к одним и тем же трагическим результатам.
Тем не менее с точки зрения властей положение с хлебозаго­товками в Казахстане после проведения ряда репрессивных ак­ций под руководством Казкрайкома и ОГПУ несколько улучши­лось, но, как и в других регионах, за счет резкого ухудшения по­ложения крестьян, всего сельского населения. Произошло обост­рение общей ситуации в деревне. В республике вновь на первый план вышли "продзатруднения" (массовый голод), откочевки.
Что касается Нижнего Поволжья, то в связи с затягиванием формирования состава Чрезвычайной комиссии Постышева (вплоть до середины декабря 1932 г.) Нижне-Волжскому крайко­му (первый секретарь В.В. Птуха) пришлось действовать по сво­ему разумению, опираясь на "опыт" Кагановича и Молотова.
Итоги этой работы на середину декабря 1932 г. были подве­дены в спецсводке СПО ОГПУ, озаглавленной "О ходе выполне­ния плана хлебозаготовок и борьбе с активными антисоветскими проявлениями в Нижне-Волжском крае". Подписали этот доку­мент начальник СПО ОГПУ Г. А. Молчанов и начальник 2-го от­деления Г.С. Люшков124. На 6 декабря хлебозаготовки в целом по краю были выполнены на 77,1%. Вроде бы показатель неплохой, терпимый. Но какой ценой это было достигнуто? Сводка дает от­вет и на этот риторический вопрос. Читаем: "По данным на 8 де­кабря с начала операции по всем районам края арестовано 2302 чел. - активно проявляющих себя к/р одиночек и фигуран­тов, 190 ликвидированных группировок (1149 чел.)". Кроме того, за хищения арестовано (в том числе за "стрижку колосков") 3142 человека, за спекуляцию 452. А всего "изъято" (арестовано, посажено в тюрьму) 5896 человек. Не слишком ли много, тем бо­лее, что "стрижкой колосков" занимались нередко дети и подро­стки? Среди арестованных были и те, кому дали "смягчающее" наказание - 10 лет тюрьмы, и те, кто получил высшую меру.
Постановлениями краевых, районных органов НВК 20 сель­советов семи районов, а также многие колхозы были занесены на "черную доску". Им был объявлен бойкот "до выполнения пла­на". Кроме того, был изъят в счет хлебозаготовок хлеб у едино­
91
личников, который они заработали по договорам с колхозами, помогая им в уборке урожая. В сводке были отмечены "активные антисоветские проявления". В частности, такое. В Татищевском районе группа колхозников с. Кувык во главе с бывшим предсе­дателем колхоза, кандидатом ВКП(б) "организованно явилась к уполномоченному РК ВКП(б) по хлебозаготовкам и требовала выдачи хлеба на трудодни, угрожая в противном случае прекра­тить всякую работу и не давать вывозить хлеб государству". "После разъяснения колхозники разошлись по домам".
Карательные меры чрезвычайных комиссий, крайкомов и обкомов партии были поддержаны и усилены принятым на засе­дании Политбюро ЦК ВКП(б) 14 декабря 1932 г. постановлени­ем "О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Запад­ной области", оформленном как постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР и подписанное Сталиным и Молотовым. Заслушива­лись доклады Косиора, Шеболдаева и Румянцева. Первые двое обвинялись в "отсутствие революционной бдительности". Было выдвинуто требование "решительно искоренить контрреволю­ционные элементы путем арестов, заключения на длительный срок, не останавливаясь перед применением высшей меры нака­зания". Саботажники хлебозаготовок "с партийным билетом в кармане, организующие обман государства, двурушничество и провал заданий партии в угоду кулакам и прочим антисоветским элементам", были названы "злейшими врагами партии, рабочего класса и крестьянства"125.
За несколько дней до принятия этого постановления, 11 дека­бря 1932 г., Сталин и Молотов направили руководителям Нижне-Волжского крайкома телеграмму о применении репрессий по от­ношению к руководителям Алексеевского района, срывающим хлебозаготовки. Речь шла о председателе исполкома Макарове, председателе колхозсоюза Суворове, райснабе Решетникове, за­ведующем райЗО Сиволапове, которые "разъезжали по колхо­зам и давали распоряжение прекратить хлебосдачу". "Они аре­стованы, но до сих пор не осуждены", - возмущались вожди. Предлагалось "всех подобных преступников по другим районам арестовать; немедленно судить и дать пять, лучше десять лет тюремного заключения. Приговоры с мотивировкой опублико­вать в печати. Исполнение сообщить" (выделено авт. - И.З.)126.
Это был своеобразный сигнал для чрезвычайных комиссий по хлебозаготовкам - продолжать и усилить свою работу, доби­ваясь выполнения планов хлебосдачи "на все сто процентов". И не забывать закон о "пяти колосках". Можно предположить, что руководители Алексеевского района, отвечающие за сель­ское хозяйство, во имя спасения крестьян и их семей от надвигав­
92
шегося голода, пошли на большой риск, дав команду прекратить сдачу хлеба. И получили сполна, скорее всего 10 лет тюрьмы, а может быть и высшую меру, если не дрогнули на допросе, отста­ивая свою правоту перед палачами.
18 декабря 1932 г. заседание Нижне-Волжского крайкома партии впервые проходило при участии Постышева и членов его комиссии. Постышев сделал попытку значительно смягчить при­нятые ранее крайкомом меры репрессивного характера, засту­питься за крестьян и колхозы. И это ему в той или иной мере уда­лось. Так, было отклонено предложение секретаря Татищевско-го райкома партии Жаворонкова "об изъятии излишков хлеба, находящихся на руках у колхозников". В принятом постановле­нии отмечалось, что крайком считает такую меру вредной "вви­ду огульного подхода ко всем колхозникам... Эти мероприятия требуют участия колхозного актива и лучшей части колхозни­ков". Аналогичная просьба М.-Сердобинского райкома "об орга­низации проверки излишков хлеба у отдельных колхозников в колхозах, не выполнивших план" также была отклонена в связи с тем, что "не была проведена проверка при активном участии колхозного актива и честных колхозников". А проверка "должна быть направлена не ко дворам честно работающих колхозников, а ко дворам лодырей, рвачей и саботажников".
Были отклонены просьбы райкомов партии о занесении на "черную доску" сел Грязное ("Чапаевский"), Ново-Георгиевское ("Красноармеец"), Разуваево ("Воровского"). Было предложено "добиться выполнения плана хлебозаготовок в этих колхозах иными средствами" (выделено авт. - И.З.). По этой же причи­не была отклонена просьба Еланского райкома о занесении на "черную доску" Терсинского сельсовета.
Принципиальное значение имели беспрецедентные по своему характеру следующие пункты решения, предложенные Посты-шевым:
- "Крайком и крайисполком в самой категорической форме, под личную ответственность секретарей райкомов и председателей РИКов, предлагают все колхозы, занесенные на черную доску постановлением райкома и РИКа, - снять с черной доски".
- "Так как все колхозы, занесенные на черную доску постановлени­ем райкомов и РИКов, были опубликованы в печати, снятие этих кол­хозов с черной доски также опубликовать в печати".
Было решено в отстающие районы перебросить дополни­тельно молотилки и тракторы, послать ремонтные бригады. Крайком одобрил имеющее большое принципиальное значение письмо Постышева секретарю Нижне-Чирского райкома и дал Указание разослать его как директиву Крайкома и Крайиспол­
93
кома всем райкомам для "неуклонного исполнения". В нем Ниж-не-Чирский райком и райисполком критиковались за то, что они "неправильно поняли" постановление Крайкома и Крайисполко­ма о досрочном взыскании всех государственных обязательств колхозов, занесенных на "черную доску". Разъяснялось, что "и в этом случае категорически запрещается продажа тягловой силы и сельскохозяйственного инвентаря". И еще: "При проведении досрочного взыскания с колхозников имейте в виду, что в колхо­зах есть люди, которые имеют значительное количество выхо­дов на работу, хотя и имевшие прогулы, есть в числе колхозни­ков бывшие красные партизаны, - этих людей трогать не надо..." Тем самым вносились существенные коррективы в первый пункт директивы, разработанной под руководством Кагановича. А за­канчивалось письмо так: "В соответствии с настоящим разъясне­нием предлагаю вам немедленно исправить допущенные ошибки и вернуть колхозам распроданных у них лошадей, волов, молод­няк, сельскохозяйственный инвентарь и имущество"127.
Разумеется, Постышев тоже рисковал, внося принципиального характера поправки (в пользу крестьян!) в постановление Нижне-Волжского крайкома от 18 декабря 1932 г., подписывая письмо (тоже в пользу крестьян и колхозов!) секретарю Нижне-Чирского райкома партии. От неминуемого сталинского гнева и немедлен­ных оргвыводов в то время, можно полагать, его спасло то, что в защиту крестьян в связи с варварскими заготовками, с просьбами к Сталину оказать продовольственную помощь сельским произво­дителям в условиях надвигавшегося и все более усиливавшегося массового голода выступали и другие члены ЦК ВКП(б), руково­дители краев, областей и республик (в частности, Украины).
Примечательна в этой связи, например, полемика между Мо­лотовым и Хатаевичем в ноябре 1932 г., когда Хатаевич был пе­реведен на работу в Украину, введен в состав Политбюро ЦК КП(б)У. Предмет дискуссии - хлебозаготовительная политика. В опубликованной брошюре Хатаевич поставил и обосновал во­прос о том, что государство должно заготавливать в колхозах не "хлеб вообще", а "товарный хлеб". "Борьба за хлеб должна иметь в виду не только получение того хлеба, который уже про­изведен, но и увеличение производства хлеба". "Мы должны за­ботиться о том, чтобы основные производственные и потре­бительские нужды колхозов и колхозников были удовлетворе­ны, иначе они сеять и расширять производство не будут... Кре­стьяне-колхозники - вчерашние единоличники могут отвер­нуться от колхозов, махнуть на них рукой, если мы не обеспе­чим им должной заинтересованности в колхозном производстве" (выделено авт. - И.З.).
94