Saturday, May 17, 2014

5 И.Е.Зеленин Сталинская революция сверху после великого перелома 1930-1939

Подобные несуразицы столь ответственного документа мож­но объяснить разве тем, что докладная записка готовилась в спешке, тотчас после постановления ЦК ВКП(б) и февральского Пленума ЦК КП(б)У, когда основные партийные функционеры республики не преодолели еще шокового состояния, боролись за свои посты, выслуживались перед Кремлем.
Сталин вплоть до 1940 г. пытался скрыть от международной общественности и собственного народа сам факт распростране­ния в деревне голодного мора, хотя скрывать это было практиче­ски невозможно; в его власти было запретить писать об этом, го­ворить и даже упоминать публично. Только в сентябре 1940 г. в выступлении на закрытом совещании в Кремле, посвященном обсуждению сценария фильма "Закон жизни", он мельком обро­нил фразу: "У нас, например, миллионов 25-30 людей в прошлом голодало, хлеба не хватало"175. Сказано было без точного указа­ния, о каком голоде идет речь, о причинах и последствиях этой трагедии - ни слова. Причинами же сталинского умолчания о со­бытиях 1932-1933 гг., судя по всему, были: боязнь международно­го резонанса (принцип "нет факта - нет проблемы"); боязнь пер­сональной ответственности за подлинно "рукотворный голод", тем более, что рютинская группа и группировка Смирнова вы­двигали такое обвинение против него лично.
Примечательно в этой связи, что из проекта резолюции ян­варского (1933 г.) Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) об итогах первой пятилетки Сталин собственноручно вычеркнул такой пункт: "Пленум ЦК одобряет решения Политбюро по разгрому кулац­ких организаций (Северный Кавказ, Украина) и принятые По­литбюро жесткие меры к лжекоммунистам с партбилетом в кар­мане"176. Тем самым всю полноту ответственности за эти дейст­вия он возложил на членов чрезвычайных комиссий по хлебоза­готовкам, руководителей краев, областей и республик. В то же время генсек все же пытался найти "козла отпущения" из стана врагов советской власти за так и не признанный им в это время публично голод. Весной 1933 г., а это был пик голода на Украи­не, Северном Кавказе, в Казахстане, проходил явно инспириро­ванный Сталиным процесс над работниками системы Наркомзе­ма и Наркомсовхозов, информация о котором публиковалась в газетах. Было арестовано 75 человек - "выходцев из буржуазных и помещичьих классов", обвиненных в контрреволюционной вре­дительской работе в области сельского хозяйства в районах Ук­раины, Северного Кавказа, Белорусии. В постановлении Колле­гии ОГПУ от 11 марта 1933 г. указывалось, что члены группы участвовали в порче и уничтожении тракторов и сельскохозяйст­венных машин, умышленном засорении полей, дезорганизации
117
сева, уборки и обмолота "с целью подорвать материальное поло­жение крестьянства и создать в стране состояние голода" (вы­делено авт. - И.З.). К высшей мере наказания - расстрелу - было приговорено 35 человек, остальные - к 10 и 8-летнему сроку тюремного заключения. Приговор был приведен в исполнение немедленно177. Не ясно только, удалось ли группе из 75 человек создать в стране "состояние голода" или "доблестный" ОГПУ в самом начале пресек ее коварные намерения.
Документы свидетельствуют о многочисленных попытках центральных и местных партийно-советских органов, органов су­да и прокуратуры, Наркомзема и Колхозцентра преодолеть нара­стание в ходе коллективизации кризисных явлений в сельском хозяйстве, а затем и спад производства путем принятия постано­влений и директив, разработки и рассылки на места всевозмож­ных информации и рекомендаций, направленных на повышение урожайности, предотвращение потерь зерна при уборке и хране­нии, внедрение наиболее рациональных (применительно к круп­ному общественному хозяйству) форм организации и оплаты труда, распределения доходов. Периодически проводились раз­личного рода проверки и обследования колхозов, крестьянских хозяйств, МТС путем направления бригад инспекторов и инстру­кторов ЦКК ВКП(б) и НК РКИ, ЦИК и ВЦИК, Наркомзема и Колхозцентра, Аграрного института, правохранительных орга­нов178. А основная цель проверяющих - установить, как выполня­ются директивы, указания и рекомендации руководящих органов и ведомств. Выборочно проверялись жалобы и просьбы кресть­ян, содержавшиеся в их письмах в адрес местных и центральных органов, руководителей партии и правительства. Немало усилий предпринималось органами власти по расширению сети МТС, подготовки аграрных кадров и т.п.179
Однако все эти и многие другие организационно-хозяйствен­ные меры не приносили и не могли принести ожидаемых резуль­татов в условиях общей антикрестьянской направленности аграр­ной политики государства, основанной на "раскулачивании", на­сильственной коллективизации, хлебозаготовительном беспреде­ле, массовых репрессиях, остаточном принципе распределения до­ходов по трудодням. Микоян ничего не выдумывал, когда в октя­бре 1931 г. заявил на пленуме ЦК: "Вопрос не в нормах, сколько останется на еду и прочее - главное чтобы сказать колхозам: в первую очередь выполни государственный план, а потом удов­летворяй свой план" (выделено авт. - И.З.). Он просто констати­ровал сложившееся положение вещей. До удовлетворения "лич­ного плана колхозника", т.е. сколько останется на трудодни, госу­дарству фактически не было дела. Личный план, он и есть личный
118
план - так рассуждали чиновники. А ведь такая практика, "узако­ненная" высшим партийным органом, - одно из звеньев, может быть, даже стержневое в цепи государственных мероприятий по организации голодомора 1932-1933 г. как, впрочем, и "постанов­ка вопроса" Кагановичем и Микояном в телеграмме Сталину из Ростова в начале ноября 1932 г. о неправомерности распределе­ния по "едоцкому принципу" общественного питания во время уборочных работ. Разумеется, отправители телеграммы "позабо­тились" о том, чтобы "справедливость" восторжествовала.
Кремлевская элита применительно к деревне "заботилась" прежде всего, за крайне редким исключением, о выполнении кре­стьянами сформулированной Сталиным "первой заповеди"180 во имя реализации волюнтаристских планов сталинской индустриа­лизации, укрепления позиций рабочего класса как гегемона, веду­щей силы общества. О крестьянстве, на которое приходилось три четверти населения страны, думали в самую последнюю очередь, даже когда в деревне начался голодомор. Напомним в этой связи, что в конце ноября 1932 г. Молотов очень доходчиво, а главное -"директивно" разъяснил Хатаевичу, что нельзя удовлетворение нужд государства (в данном случае - плана хлебозаготовок) ста­вить на "десятое и даже на второе место". "Вам надо поправить свою ошибку, не настаивать на ней и вести работу по-большеви­стски... Большевик... должен поставить удовлетворение нужд про­летарского государства в первоочередном порядке".
Яснее не скажешь, надо брать под козырек!
*   *   *
1932-1933 гг. поразили главным образом важнейшие зерно­вые районы страны и прежде всего (по территориальному охва­ту) Украину, Северный Кавказ, Поволжье, а также Казахстан. Горькая чаша сия не минула Южный и Средний Урал, Централь­ное Черноземье, Западную Сибирь и некоторые другие регионы. Жертвами этой беспрецедентной трагедии стали, если суммиро­вать приводимые данные исследователей по регионам, от 7 млн до 8 млн человек. Это косвенно подтверждается материалами пе­реписей населения, в том числе недавно опубликованными крат­кими итогами переписи 1937 г.
Известный российский демограф Б.Ц. Урланис оперирует, например, такими данными: население СССР с осени 1932 г. до апреля 1933 г. сократилось со 165,7 млн человек до 158 млн. Пос­ледняя из приведенных цифр, рассчитанная Урланисом, характе­ризуется им как показатель спада, главным образом за счет сель­ского населения, это 7,7 млн человек181. А вот данные переписей
119
1926 и 1937 гг. о численности сельского населения СССР - соот­ветственно 120,7 млн и 110,4 млн человек, сокращение на 10,6 млн человек, или на 9%. Это общие потери сельского насе­ления страны от голода и коллективизации. В районах же, пора­женных голодом 1932-1933 гг., сельское население сократилось, как уже отмечалось, в значительно больших размерах: в Казах­стане - на 30,9%, в Поволжье - на 23, на Украине - на 20,5, на Северном Кавказе - на 20,4%182.
Картина общекрестьянской трагедии во всех переживших ее регионах, по существу, идентична. И если уж характеризовать го-лодомор 1932-1933 гг. как "целенаправленный геноцид украин­ского крестьянства", на чем настаивают некоторые историки Ук­раины, то надо иметь в виду, что это был геноцид в равной мере и российского крестьянства - Дона и Кубани, Поволжья, Цент­рального Черноземья, Урала, и особенно скотоводов и земле­дельцев Казахстана - крестьянства всех регионов и республик СССР183.
НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ. ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ НОВОГО ЭТАПА В РАЗВИТИИ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА И КОЛХОЗНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА
С завершением "в основном" сталинской сплошной коллек­тивизации отчетливо проявился кризис аграрного производства в СССР. Его можно охарактеризовать такими чертами: разруше­ние основных производительных сил деревни, полная дезоргани­зация и упадок аграрного производства, "раскрестьянивание" и массовая гибель основных производителей сельскохозяйствен­ной продукции в связи с репрессиями, депортациями и голодом. Задания первой "сталинской" пятилетки по развитию сельского хозяйства, которые предполагалось значительно превзойти в связи с "великим переломом", ни по одному показателю не были выполнены, причем разрыв был весьма значительным, особенно в животноводстве. Более того, почти по всем показателям (за ис­ключением посевных площадей, производства хлопка и льново­локна) произошло снижение производства по сравнению с 1928 г. Правда, был перевыполнен план (более чем в 3 раза!) обобществления крестьянских хозяйств. Но в результате этой "революции сверху" произошло катастрофическое падение про­изводства в аграрном секторе экономики, разорение и гибель миллионов крестьян. Выигрыш от расширения посевных площа­дей (на 21,4 млн га, или на 19%) в значительной степени был све­
120
ден к минимуму из-за крайне низкой урожайности, огромных по­терь при уборке и хранении урожая. Невосполнимый урон понес­ло животноводство, лишившись половины скота и потеряв при­мерно столько же продукции. Особенно тяжело ощущалась ги­бель рабочего скота. В Казахстане и Средней Азии тяжелейший урон понесла такая традиционная для этого региона отрасль, как верблюдоводство. В не меньшей степени пострадало оленеводст­во в районах проживания малочисленных народов Крайнего Се­вера и Дальнего Востока. Только в 1958 г. стране удалось превы­сить уровень 1928 г. по основным видам поголовья скота (табл. 4).
Резкое сокращение живой тягловой силы отнюдь не компен­сировалось поступлением машинной техники. На всем протяже­нии первой пятилетки общий объем тягловых ресурсов сельско­го хозяйства (трактора + рабочий скот) сокращался. Именно по­этому в колхозах ряда районов, в частности Поволжья, получило распространение использование коров на пахотных работах. В этой связи с санкции Политбюро ЦК ВКП(б) разрабатывались даже специальные инструкции184. Колхозы постоянно испытыва­ли острый недостаток трудовых ресурсов, а поэтому нередко к сельскохозяйственным работам привлекались горожане, воин­ские части (несмотря на протесты наркома Ворошилова), созда­вались "особые колхозные корпуса" в военных округах, органи­зовывались путем вербовки (далеко не всегда добровольной) "красноармейские колхозы". Последние доставляли немало хло­пот военному ведомству и Наркомзему. Эффективность этих форм, как правило, была невысокой. Отмечались даже случаи дезертирства красноармейцев185. В то же время создаваемые в приграничной зоне "красноармейские колхозы", "колхозные корпуса" (на Дальнем Востоке) способствовали укреплению обороноспособности страны.
При непрерывном сокращении в годы коллективизации вало­вой продукции сельского хозяйства, заготовки зерна по сравне­нию с 1928 г. выросли почти в два раза. Этот феномен объяснял­ся просто: государство, полностью подчинив себе колхозы, выхо­лостив из них почти все кооперативное, стало проводить хлебо­заготовки по принципу разверстки, методами "военного комму­низма", выгребая нередко из скудных крестьянских амбаров поч­ти весь собранный урожай. В этом главная причина голода дерев­ни, неотступно преследовавшего ее почти на всем протяжении сплошной коллективизации, принявшего катастрофические раз­меры накануне и в год ее завершения.'Теволюция сверху" приве­ла к гибели миллионов кормильцев огромной страны, пожала свою "жатву скорби".
121
Таблица 4
Основные итоги выполнения первой пятилетки в СССР в области сельского хозяйства*

Фактический показатель По плану на 1932/33 г.  

1928 г. 1932 г.
 
Посевные площади, млн га  
Всего 113,0 134,4 141,3  
В том числе зерновые 92,2 99,7 111,4  
Валовой сбор, млн т  
Зерновые 77,3 69,9 105,8  
Хлопок-сырец 0,79 1,27 1,91  
Сахарная свекла 10,1 6,6 _  
Льноволокно 0,3 0,5 -  
Урожайность, ц  
Зерновые 7,9 7,0  
Хлопок 8,5 5,9 Повысить  
Сахарная свекла 131,8 43,0 на 35%  
Льноволокно 2,4 2,0  
Картофель 81,8 71,0  
Овощи 132,0 79,0  
Поголовье скота, млн голов  
Крупный рогатый скот 60,0 33,5 80,9  
В том числе  
коровы 29,3 19,4 35,5  
лошади 32,1 17,3 38,0  
Свиньи 22,0 9,9 34,8  
Овцы 97,3 34,0 -  
Производство продукции животноводства и птицеводства  
Мясо, млн т 4,9 2,8 _  
Молоко, млн т 31,0 20,6 _  
Шерсть, тыс. т 182,0 69,0 _  
Яйца, млрд шт. 10,8 4,4 _
* Сельское хозяйство СССР: ежегодник, 1935. М., 1936. С. 203, 213, 217; История СССР. 1990. №6. С. 45.
В современной историографии высказываются такие точки зрения: эти "жертвы и лишения не приходится считать ни на­прасными, ни чрезмерными", ибо "в противном случае при­шлось бы расплачиваться за военно-техническую и экономи­ческую отсталость страны". Или: "Эта высокая цена была
122
не напрасной, хотя и безмерно тяжелой". На наш взгляд, ни с первой, ни со второй точкой зрения трудно согласиться, хотя вторая все же значительно ближе к истине186. В то же время ав­торам обеих точек зрения, на наш взгляд, надо учитывать, что речь в данном случае должна идти и о "сталинской индустриа­лизации" со всеми вытекающими отсюда особенностями и пос­ледствиями. Более обстоятельная, глубокая и масштабная раз­работка этой проблемы осуществлена А.С. Сенявским в моно­графии, посвященной урбанизации России в XX в. В то же вре­мя в специальном исследовании нуждается период сплошной коллективизации187.
Подчеркнем, что декларируемые в документах партии, пра­вительства, выступлениях Сталина цели сплошной коллективи­зации и ее практические результаты значительно разошлись, вступили в резкое противоречие. В самом деле, если проанализи­ровать основополагающие документы партии и Советского госу­дарства, начиная с декабря 1927 г., когда на XV съезде ВКП(б) впервые в качестве "основной задачи партии в деревне" была вы­двинута задача "объединения и преобразования мелких индиви­дуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы", и вплоть до январского (1933 г.) Пленума ЦК и XVII съезда партии, подводящих итоги "реконструктивного периода" в сельском хо­зяйстве, нетрудно убедиться, что основная цель проводившихся преобразований, как было записано в документах, состояла в том, чтобы поднять жизненный уровень крестьянства и значи­тельно увеличить производство сельскохозяйственной продук­ции (решить зерновую, а затем животноводческую проблему, до­биться "хлопковой независимости" и т.д.). И, казалось бы, все это укладывалось в представления о ленинском кооперативном пла­не, исходило из определенных преимуществ крупного социали­стического производства. Однако эти стратегические задачи не могли быть решены, поскольку в конце 1920-х - начале 1930-х годов начался кардинальный отход сталинского руководства от принципов кооперативного строительства, заложенных в послед­них работах Ленина, в фундаментальных научных разработках выдающихся российских экономистов-аграрников (Чаянова, Кондратьева, Макарова и др.), переход к необузданному насилию по отношению к крестьянству, ликвидации низовой сети коопе­рации, "насаждению" колхозов и совхозов. Одна из основных причин этого "поворота" - попытка с помощью чрезвычайных, "военно-коммунистических" методов преодолеть хлебозаготови­тельный кризис конца 1920-х годов, обеспечить выполнение во­люнтаристской программы индустриализации, в кратчайшие сроки путем объединения крестьян в колхозы осуществить по­
123
строение социализма (в сталинской интерпретации) как в городе, так и в деревне.
Кризис сельскохозяйственного производства в стране - это прежде всего результат и следствие сталинской "революции сверху" в деревне, поправшей не только ленинские, но и все ра­зумные принципы кооперативного строительства. Был разрушен весь уклад деревенской жизни, подрублены социально-экономи­ческие и генетические корни не только воспроизводства, но и су­ществования класса крестьянства как такового.
Сталин отдавал себе полный отчет, к чему привела коллекти­визация, тем более таковы были прогнозы бухаринской оппози­ции и рютинско-слепковской группы. После их разгрома неожи­данно появились новые инакомыслящие - члены организационно еще не оформленной группы А.П. Смирнова, В.Н. Толмачева, Н.Б. Эйсмонта. Это было отнюдь не случайное сообщество лю­дей, а в недавнем прошлом и на момент ареста ответственных ру­ководителей аграрной сферы экономики, знатоков проблем сельского хозяйства, заготовок и торговли. Так, Смирнов в кон­це 1920-х - начале 1930-х годов занимал должности заместителя наркома продовольствия и заместителя наркома земледелия РСФСР; Толмачев являлся заместителем председателя Северо-Кавказского крайисполкома, а в 1928-1930 гг. - был наркомом внутренних дел РСФСР; Эйсмонт - с 1926 г. возглавлял Нарко­мат торговли РСФСР, а с 1930 г. - Наркомат снабжения РСФСР, являлся членом коллегии Наркомснаба СССР.
Сталин решил ликвидировать группу в самом зародыше, а заодно изложить свои позиции накануне готовящегося пленума, посвященного итогам "досрочного" выполнения первой пятилет­ки, в узком кругу доверенных лиц.
В конце ноября 1932 г., как уже отмечалось, было созвано со­вещание высшей партийной элиты - членов Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКП(б). Рассматривался единственный вопрос-"О группе Смирнова, Эйсмонта, Толмачева". Центральным стало выступление генсека, который заявил, что существо платформы этой группы, еще окончательно не оформленной, мало чем отли­чается от платформы правой оппозиции. "Эти люди стоят против нашей политики индустриализации, против нашей политики кол­лективизации, против нашей политики насаждения и развития сов­хозов". Сталину нужно было отвести резкие обвинения членов группы лично от себя. "Смирнов и другие, - подчеркнул он, - как видно из показаний, заостряли вопрос на одном лице - на Сталине, изображая дело так, что виноват во всем Сталин... Но это уловка с их стороны... На самом деле они ведут борьбу не со Сталиным, а с партией, с линией партии, которую они считают гибельной".
124
"Корень в том, что они думают, что политика партии в вопросах индустриализации и коллективизации провалилась". И далее, во­преки фактам, он утверждал: "Едва ли нужно доказывать, что без этого скачка вперед (имелось в виду объединение в колхозах бо­лее 60% крестьянских хозяйств с охватом свыше 70% всех кресть­янских площадей. - И.З.) мы имели бы голод в стране, мы бы не смогли бы содержать нашу индустрию, не смогли бы прокормить рабочих и красноармейцев... У нас не было бы достаточного коли­чества хлеба, не было бы достаточного количества сырья, про­мышленность была бы подорвана, крестьянство продолжало бы нищать, а кулак торжествовать188.
Таким образом, намеченные планы выдавались за достиг­нутую реальность.
Для окончательного решения вопрос об антипартийной груп­пе был перенесен на январский (1933 г.) Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Докладывавший по этому вопросу председатель ЦКК ВКП(б) Я.Э. Рудзутак несколько конкретизировал предъявлен­ные "наследникам правых" обвинения, в частности, А.П. Смир­нову - члену ЦК ВКП(б), заявляя, что "в результате неправиль­ной политики партии Казахстан разбежался, Украина разбежа­лась, разбегается Северный Кавказ", "ЦК партии докатился до того, что отдает приказ о том, чтобы за срезанный колос невин­ного человека расстреливать"; ставил вопрос о смещении Стали­на ("нужно выбирать: или Сталин, или крестьянское восстание... Сталин не папа римский и переизбрать его можно"). Санкции не заставили себя долго ждать, пока еще сравнительно мягкие: Смирнов был исключен из ЦК ВКП(б) с предупреждением о воз­можном исключении из партии, если "не заслужит доверия" (не заслужил, в начале 1938 г. был расстрелян); Эйсмонт и Толма­чев исключены из партии за попытку "организовать борьбу против партии и партийного руководства"189; Толмачев был расстрелян в 1937 г., Эйсмонт в 1935 г. погиб в автомобильной катастрофе.
При обсуждении основного вопроса (итоги первой пятилет­ки) был разыгран, по сценарию Сталина, своего рода пропаган­дистский спектакль по поводу "досрочного" (за 4 года и 3 месяца) выполнения пятилетнего плана, "выдающихся успехов" коллек­тивизации, "растущего подъема сельского хозяйства в СССР при наличии кризиса и упадка сельского хозяйства в капиталистиче­ских странах". Активными участниками этой постыдной акции были выступавшие в прениях Каганович, Молотов, Голощекин, Косиор, Шеболдаев, Варейкис и другие, персонально ответствен­ные (в первую очередь председатели чрезвычайных комиссий) за организацию массового голода. Тон был задан докладом Стали­на и его речью "О работе в деревне"190.
125
Верхом фарисейства можно оценить некоторые положения речи Сталина на I съезде колхозников-ударников в феврале 1933 г. Например, такие: "Мы добились того, что миллионные массы бедняков, жившие раньше впроголодь, стали теперь в кол­хозах середняками, стали людьми обеспеченными"; "разверну­лось колхозное строительство, мы добились того... что не менее 20 миллионов крестьянского населения, не менее 20 миллионов бедняков спасли от нищеты и разорения, спасли от кулацкой ка­балы и превратили их, благодаря колхозам, в обеспеченных лю­дей"191. А ведь это говорилось, когда достиг своей кульминации "царь-голод"!
Пропагандистское шоу было шумным, но недолгим: надо бы­ло проводить сев, уборочную кампанию, снабжать продовольстви­ем голодающих крестьян (хотя бы тех, кто работал в поле), пре­одолевать катастрофические последствия "революции сверху".
Сталину, как уже отмечалось, фактически пришлось дважды подводить итоги первой пятилетки. Второй раз - в январе 1934 г. на XVII съезде партии, на этот раз с включением 1933 г., когда уже в значительной мере была осознана пагубность "больших скачков" в народном хозяйстве, а в основательно разработанном специалистами при участии многих коллективов ученых плане второй пятилетки был взят курс на интенсификацию как про­мышленности, так и сельского хозяйства; планировалось даже и по вложениям, и по темпам развития отдать предпочтение груп­пе "Б" (предметы потребления) перед группой "А" (средства про­изводства): соответственно по вложениям - 47,2 млрд и 45,5 млрд руб., по среднегодовым темпам - 18,5 и 14,5%192. В отчетном же докладе Сталина в разделе "Подъем сельского хозяйства" были сделаны серьезные оговорки. Докладчик подчеркнул, что отчет­ный период для сельского хозяйства "был не столько периодом быстрого подъема", "сколько периодом создания предпосылок быстрого подъема". 1931-1932 годы "были годами наибольшего уменьшения продукции зерновых культур"; "животноводческая отрасль наиболее болезненно перенесла реорганизационный пе­риод"; "упадок поголовья начался с первого года реорганизации (1930 г.) и продолжается вплоть до 1933 года"193. Фактически речь шла уже не о подъеме, а об упадке сельского хозяйства, про­вале заданий первой пятилетки.
На январском (1933 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) первые итоги применения Закона "о пяти колосках" (за неполных пять меся­цев) подвел нарком юстиции РСФСР Н.В. Крыленко. С точки зрения количественной он выразил удовлетворение: было осуж­дено 54 565 человек - "достаточно внушительная цифра", но вы­сшая мера была применена только в 2100 случаях - "более чем
126
малоутешительная картина". А виноватыми оказались местные судьи, проявлявшие "мягкотелость", допускавшие "прямое сма­зывание закона". Прокурор РСФСР Вышинский такое поведение судей определил как "громадную политическую недооценку дек­рета" и в свою очередь позаботился, чтобы были "своевременно приняты меры к исправлению этой ошибки"194.
Однако сталинскому руководству приходилось все же учиты­вать сложившуюся обстановку в деревне, настроение крестьянст­ва. Пора было восстановить, хотя бы в минимальной степени, до­верие крестьян к колхозам и советской власти, создать реальные стимулы для труда колхозников в общественном хозяйстве, пере­стать третировать личное подсобное хозяйство. А начинать надо было с закона, сулившего крестьянам прекращение хлебозагото­вительного беспредела. 19 января 1933 г. ЦИК СССР и ЦК ВКП(б) приняли Закон "Об обязательных поставках зерна госу­дарству колхозами и единоличными хозяйствами", дополненный вскоре аналогичными законами о поставках подсолнечника, кар­тофеля и продукции животноводства. Согласно закону о зерно­поставках, не позднее 15 марта каждому колхозу и единоличному хозяйству вручалось обязательство, в котором точно указыва­лось, сколько они должны сдать государству зерна с каждого ге­ктара посевной площади и в какие сроки. Обязательная поставка не должна была превышать трети валового сбора каждого хозяй­ства при среднем урожае. Все оставшееся зерно после выполне­ния обязательной поставки и натуроплаты МТС оставалось в полном распоряжении производителей. Особое значение для крестьян имел пункт о "безусловном запрещении" местным орга­нам власти и заготовительным органам предъявлять встречные планы; все излишки хлеба после выполнения обязательных по­ставок оставались "в полном распоряжении самих колхозов, кол­хозников и единоличников".
Ровно через год, 19 января 1934 г., был принят Закон "О за­купках хлеба потребительской кооперацией", которые должны были производиться у крестьян на основе полной добровольно­сти по ценам на 20-25% выше заготовительных с предоставлени­ем им права приобретать дефицитные товары на сумму, в 3 раза превышавшую стоимость проданного хлеба195. Таким образом, обязательные поставки - основной вид заготовок - при фиксиро­ванной и весьма разумной норме отчисления предоставляли кре­стьянству определенные гарантии от хлебозаготовительного произвола, а с учетом закупок (добровольных и на льготных ус­ловиях) создавали стимулы известной материальной заинтересо­ванности для развития общественного производства и личного хозяйства.
127
Напомним, что в конце 1932 г. была ликвидирована комис­сия Андреева-Рудзутака по депортации кулачества, сделан пер­вый шаг по ограничению этой акции. Второй шаг в этом напра­влении - закрытое постановление Президиума ЦИК СССР от 27 марта 1933 г. "Об итогах применения Закона от 7 августа 1932 г." В нем почти сенсационно выглядит критика этого зако­на (детища Сталина!), точнее "судебная практика его примене­ния", ибо "не разграничены случаи хищения" (воровство), в от­ношении которых должен применяться закон, от случаев мел­ких краж, "в отношении которых должны применяться меры социальной защиты". Судебно-прокурорским органам предла­галось "дела о мелких единичных кражах общественной собст­венности, совершенных трудящимися из нужды, по несозна­тельности и при наличии других смягчающих вину обстоя­тельств, разрешать на основании соответствующих статей УК союзных республик (ст. 51 УК РСФСР и соответствующих ста­тей УК других союзных республик)"196.
Именно так местные суды начали действовать (по своему ра­зумению) сразу после публикации закона, но затем после назида­тельных разъяснений наркома Крыленко и прокурора Вышин­ского, санкционированных январским (1933 г.) Пленумом ЦК, восторжествовали "дух и буква" сталинского закона.
Полгода спустя, после январского (1933 г.) Пленума ЦК отно­шение Вышинского к Закону о "пяти колосках" заметно измени­лось. В августе 1933 г., выступая в Комакадемии с докладом, по­священным годовщине принятия этого закона, он обвинил работ­ников юстиции в том, что они видели в законе только одну сто­рону - репрессивную и игнорировали другую - общественно-по­литическую, воспитательную. Докладчик решительно осудил "крайности" в применении закона ("стали бить декретом за деся­ток колосков, 2,5 кг муки" и т.д.); сообщил, что к июлю 1933 г. коллегия Наркомюста РСФСР отменила от 50 до 60% судебных приговоров, вынесенных в соответствии с этим законом197. И здесь была своя логика: невозможно было осуществлять "вос­питательную функцию" по отношению к расстрелянным.
Особое значение для анализа политической ситуации в дерев­не в конце первой пятилетки имеет впервые полностью опубли­кованная в третьем томе документального сборника "Трагедия советской деревни..." секретная Директива-инструкция Сталина и Молотова от 8 мая 1933 г. "О прекращении массовых выселе­ний крестьян, упорядочении производства арестов и разгрузке мест заключения", направленная всем партийно-советским ра­ботникам, органам ОГПУ, Суда и Прокуратуры, оформленная вскоре как постановление ЦК партии.
128
В этой директиве давалась четкая и мотивированная установ­ка на прекращение массовых репрессий в деревне. При этом ав­торы исходили из того, что "три года борьбы (имелись в виду 1930-1932 гг. - И.З.) привели к разгрому сил наших классовых врагов в деревне"; создается "новая благоприятная обстановка", дающая возможность "прекратить, как правило, применение массовых выселений и острых форм репрессий"; "наступил мо­мент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задева­ющих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников"; дальнейшее применение "острых форм ре­прессий" может "свести к нулю влияние нашей партии в дерев­не" (выделено авт. - И.З.). Были даны конкретные указания о прекращении массовых выселений крестьян, об упорядочении производства арестов и о разгрузке мест заключения198.
Эту директиву можно считать политическим рубежом (за ко­торым последовали некоторые практические действия) по смяг­чению политики ликвидации кулачества как класса, провозгла­шенной Сталиным в конце 1929 г. Документы показывают, что с 1933 г. массовые депортации крестьян значительно сокращаются, а в 1934-1935 гг. высылки начали носить ограниченный харак­тер. Политика "кнута" отступает на задний план, на первый вы­двинулись уступки и обещания, политика "достижения соглаше­ния с крестьянством" (как при Ленине в первые годы нэпа) путем компромиссов.
Политика "неонэпа" (если пользоваться этим термином, вве­денным в оборот Троцким) в наибольшей мере нашла свое про­явление в деревне во второй половине 1930-х годов и особенно в связи с отменой карточной системы и принятием нового колхоз­ного устава199.
Директива-инструкция содержит "классическое" описание "разгула практики арестов" в деревне: «Арестовывают все, кому не лень... по правилу "сначала арестовать, а потом разбираться"». "Если дальше так продолжать, можно свести к нулю влияние на­шей партии в деревне". Создается "угроза ослабления авторите­та советской власти в деревне". Здесь явная перекличка с закры­тым письмом ЦК от 2 апреля 1930 г., когда, как говорилось в письме, "под угрозу было поставлено" "наше внутреннее и внеш­нее положение", если бы не были приняты меры, "добрая поло­вина наших низовых работников была бы перебита крестьяна­ми". Совершенно очевидно, что перспектива новой крестьянской войны (как и весной 1930 г.) - важнейшая причина появления ди­рективы Сталина-Молотова от 8 мая 1933 г.
В то же время в системе антикризисных мероприятий в сель­ском хозяйстве нашлось место и чрезвычайным органам - полит­
5- И.Е. Зеленин
129
отделам МТС и совхозов, решение о создании которых принял все тот же январский (1933 г.) Пленум ЦК ВКП(б) по докладу Ка­гановича. Свое главное внимание они должны были сосредото­чить на обеспечении реализации двух узловых задач: "безуслов­ное и своевременное" выполнение государственных заготови­тельных планов и очищение колхозов и МТС от классово враж­дебных и вредительских элементов в духе концепции Сталина, изложенной им в речи на Пленуме "О работе в деревне". Правда, как чрезвычайные органы, политотделы были выведены из не­посредственного подчинения райкомам партии и тем самым мог­ли решать "по справедливости" вопросы "своих" колхозов и кре­стьян, не оглядываясь на территориальные органы, апеллируя в случае необходимости к более высоким инстанциям вплоть до ЦК партии. И это обнадеживало, притягивало к ним крестьян. Политотделы являлись партийно-государственными органами, сочетая функции партийно-политических и хозяйственных орга­нов, а также карательных в лице заместителя начальника полит­отдела по ОГПУ.
В ходе формирования кадров политотделов возник вопрос о том, кому должен подчиняться этот заместитель - начальнику политотдела или оперсектору ОГПУ. Комиссия под председа­тельством Кагановича 9 декабря 1932 г. дала такой ответ: "В сво­ей повседневной работе подчиняется начальнику политотдела МТС, а в оперативной работе руководствуется приказами опер-сектора"200. Иначе говоря, при проведении чистки кадров колхо­зов и МТС заместитель по ОГПУ не обязан был согласовывать свои действия с начальником политотдела.
Документы о формировании и начале деятельности политот­делов МТС, формах и методах их работы, ее итогах к концу 1933 г. весьма противоречивы, непоследовательны. В то же вре­мя заслуживают внимания их оценка, весьма объективная, о си­туации в деревне зимой-весной 1933 г., попытки некоторых на­чальников политотделов вмешаться в действия своих замов по ОГПУ при проведении чистки кадров колхозов и МТС, стремле-,ние помочь крестьянам преодолеть последствия голода, в частно­сти, откочевникам Казахстана201.
Однако к концу 1933 г., естественно, добиться существенных сдвигов в сельскохозяйственном производстве политотделам не удалось. В докладе на XVII съезде партии Сталин отметил, что "признаки подъема" наметились лишь в свиноводстве, а основ­ное достижение колхозного строительства он увидел в том, что "советское крестьянство окончательно и бесповоротно стало под красное знамя социализма"202. Начальники же политотделов в своих отчетных донесениях за первый год своей работы, говоря
130
о достижениях, подчеркивали, что исходя из указаний Сталина и январского (1933 г.) Пленума ЦК, была проведена чистка кадров колхозов и МТС, взамен которым на "вакантные должности" были выдвинуты новые, "проверенные" люди. В то же время весьма позитивной оценки заслуживает деятельность основной части работников политотделов, направленная на улучшение ор­ганизации производства, внедрение более эффективных форм нормирования и учета труда, распределения доходов, развития личных подсобных хозяйств колхозников. В своих сводках-доне­сениях, годовых отчетах политотделы давали в целом объектив­ную информацию о "продовольственных затруднениях" в колхо­зах, широко пользуясь термином "голод", просили и настаивали на оказании колхозам и МТС срочной продовольственной и се­менной помощи.
Вот один из многих примеров: начальник политотдела Са-мойловской МТС Нижневолжского края Д. Михайленко в доне­сении Политуправлению Наркомзема СССР (17 мая 1933 г.) со­общал о крайне тяжелом продовольственном положении в рай­оне и, в частности, в Еловатовском колхозе "Завет Ильича", ко­торый "обследовал лично". Он установил, что "ряд честных и добросовестных колхозников не выходят на работу только пото­му, что истощены... от систематического недоедания преврати­лись в инвалидов". "В Еловатове голод охватил большинство хо­зяйств и угрожает вымиранием колхозников... Трупы не убира­ются по несколько дней ввиду беспомощного состояния осталь­ных членов семьи".
Начальник политотдела на месте принял ряд мер по поддер­жанию колхозников и их семей за счет местных ресурсов. Были отправлены донесения в райком и крайком партии. В то же вре­мя он довел до сведения Политуправления Наркомзема, что "РИК и Райпотребсоюз не располагают никакими продовольст­венными ресурсами", что "Самойловский район остро нуждается в помощи со стороны краевых снабжающих организаций"203.
В то же время продолжались попытки обратиться с такого рода проблемами и просьбами непосредственно к Сталину. По-видимому, одна из последних таких попыток принадлежала сек­ретарю Башкирского обкома ВКП(б) А.Р. Исанчурину. 14 мая 1933 г. он направил лично Сталину докладную записку о катаст­рофическом продовольственном положении и голоде колхозни­ков республики. При этом отмечалось, что обкомом для смягче­ния напряженности "были приняты необходимые меры к моби­лизации внутренних ресурсов". Но их недостаточно. В Дуван-Ме-четинском и ряде других районов на почве голода "массовое опу­хание семей... случаи смерти даже в борозде. Ресурсы исчерпа-
5*
131
ны... Положение безвыходное". "В Стерлитамакском районе "продовольственное положение дошло до крайних пределов... выхода на месте нет". "Огромная масса крестьян-единоличников, членов семей колхозников не имеют никаких ресурсов. Питание добывают в поле собиранием прошлогодних колосьев, откапыва­нием мышиных гнезд и изъятием из них зерна". "Для удовлетво­рения остро нуждающихся... мы никакими ресурсами не распола­гаем, они исчерпаны... Вторично ставим перед ЦК ВКП(б) воп­рос о продовольственной помощи... в счет непокрытого наряда 5 тыс. тонн".
Можно предположить как среагировал Сталин, публично от­рицавший сам факт наличия голода в стране, на эту обоснован­ную просьбу. Исанчурин вскоре был арестован, а в июле 1937 г. расстрелян204. Р. Терехову повезло: за подобное ходатайство при­менительно к Украине в конце 1932 г. он был лишен всех своих постов (чтобы не сочинял сказки о голоде ), но сохранил себе жизнь.
*   *   *
Новые теоретические подходы и оценки к проблемам коллек­тивизации и колхозного строительства, развития аграрного сек­тора страны были определены и обоснованы в постановлении январского (1933 г.) Пленума ЦК и в резолюции XVII съезда ВКП(б) о плане второй пятилетки. "Первая пятилетка, - конста­тировалось в постановлении пленума, - была... пятилеткой стро­ительства новых предприятий в земледелии - колхозов и совхо­зов... В отличие от первой пятилетки вторая пятилетка будет по преимуществу... пятилеткой организационного укрепления но­вых предприятий в сельском хозяйстве - колхозов и совхозов... Главный упор должен быть сделан... не на расширение посевных площадей, а на рост урожайности в земледелии и улучшении ка­чества работы в сельском хозяйстве". XVII съезд ВКП(б), как уже отмечалось, взял курс на интенсификацию сельского хозяй­ства, наметил в связи с этим несколько изменить соотношение капитальных вложений в пользу предметов потребления, снизив вложения в средства производства205.
Таким образом, был провозглашен новый этап в развитии социалистического сельского хозяйства, колхозного строитель­ства. А начинать его, к сожалению, надо было с преодоления разрушительных последствий насильственной коллективизации и рукотворного голода - величайшей трагедии крестьянства СССР, восстановления сельскохозяйственного производства, стабилизации обстановки в деревне на основе компромисса с
132
крестьянством. Сталин, чтобы сохранить свою власть, вынуж­ден был пойти по этому пути. В 1933 г. были сделаны первые шаги по ослаблению репрессивного режима в деревне, приняты законы об обязательных поставках сельскохозяйственной про­дукции, несколько ослабляющие заготовительный беспредел, запрещающие "встречные планы", облегчены условия приобре­тения и содержания скота индивидуального пользования и др. Но насколько можно было верить этим обещаниям, даже обли­ченным в рамки законов и постановлений? Как мы уже видели, постановления ЦК ВКП(б) от 26 марта 1932 г. ("О принудитель­ном обобществлении скота") и СНК и ЦК от 6 мая 1932 г. ("О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывании кол­хозной торговли хлебом") не были реализованы, остались пус­тыми декларациями. Теперь, насколько можно судить, Сталин решил, что все должно быть иначе: процессы либерализации -внедрить шире и глубже, распространить на все важнейшие сферы общества; предполагаемые реформы вводить "всерьез и надолго"; вторая пятилетка не должна закончиться провалом, как предыдущая. А первые шаги были уже сделаны и отнюдь не только как обещания, а как практические действия. Надо было успокоить деревню, пойти на компромисс с основным классом советского общества.
Гпава вторая "СТАЛИНСКИЙ НЕОНЭП" (1934-1936)
ПОЛИТОТДЕЛЫ мтс-ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОЛИТИКИ "ЧРЕЗВЫЧАЙЩИНЫ" В СОЧЕТАНИИ С "НОВЫМИ ПОДХОДАМИ"
Политотделы МТС были созданы по решению январского (1933 г.) Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) как чрезвычайные ор­ганы партии, наделенные полномочиями политических, хозяйст­венных и карательных органов. Менее двух лет продолжалась их деятельность, однако она оставила столь заметный след в исто­рии колхозов и сельского хозяйства, деревни в целом, что двухле­тие 1933-1934 гг. историки-аграрники небезосновательно порой выделяли как особый "политический период". Оценка роли и ме­ста политотделов МТС в жизни колхозов, развитии сельского хо­зяйства не может быть однозначной, настолько сложен и проти­воречив был весь период их непродолжительной деятельности, отражением которого она во многом и является.
С полной уверенностью можно сказать, что оснований для создания чрезвычайных органов партии в сельском хозяйстве на рубеже первой и второй пятилеток у сталинского руководст­ва было более чем достаточно. И не случайно, конечно, что во­прос этот рассматривался на том же пленуме, который подво­дил итоги первой пятилетки и утверждал народнохозяйствен­ный план на 1933 г. Пародоксально, что в докладе Сталина об итогах пятилетки в соответствующей резолюции пленума не было недостатка в дифирамбах, ложного пафоса по поводу "до­срочного" ("за 4 года и 3 месяца") выполнения пятилетки, успе­хов коллективизации и сельского хозяйства и т.д. Один из раз­делов резолюции был, например, громогласно назван "Расту­щий подъем сельского хозяйства в СССР при наличии кризиса и упадка в капиталистических странах", а в докладе Сталина ут­верждалось даже, что вступившие в колхозы бедняки и низшие слои середняков перешли "на положение людей обеспечен­ных... Теперь уже нет у нас таких случаев, чтобы сотни тысяч и миллионы крестьян разорялись и обивали пороги фабрик и за­водов"1. В действительности, однако, все было иначе. И неза­чем было авторам резолюции "наличие кризиса и упадка сель­ского хозяйства" искать на Западе, коль скоро все это зримо проявилось в СССР.
134
Полный провал пятилетки в области сельского хозяйства стал очевиден, поскольку ни один из показателей плана по разви­тию отрасли не был выполнен. Более того, по большинству из них произошло снижение по сравнению с 1928 г. С начала 1929 г. в городах была введена жестко нормированная карточная систе­ма снабжения населения продуктами питания, десятки тысяч кре­стьян периодически на всем протяжении пятилетки голодали.
Массовые репрессии, как уже отмечалось, обрушившиеся на хлеборобов Северного Кавказа, Украины, Поволжья в период хлебозаготовок 1932-начала 1933 г. (результат поездок чрезвы­чайных комиссий ЦК ВКП(б), насилие и произвол сталинских коллективизаторов в животноводческих районах Казахстана и Средней Азии) до предела накалили обстановку в деревне, яви­лись основным источником недовольства и отчаянного сопроти­вления крестьянства, вплоть до открытых, в том числе воору­женных, антиколхозных и антисоветских выступлений.
Таким образом, в деревне сложилась чрезвычайная, взрыво­опасная обстановка, последствия которой могли быть катастро­фическими и для страны, и для правящей элиты. И совершенно очевидно, что высшее руководство партии и государства сознава­ли это, хотя и тщательно скрывали, особенно перед странами За­пада, подлинную ситуацию в деревне, в частности, многократно публично отрицали наличие массового голода, жертвами которо­го становились десятки тысяч крестьян и многие горожане. Тота­литарное мышление подсказывало, что "основным звеном" в це­пи "антикризисных мероприятий" должны были стать чрезвы­чайные органы в сельском хозяйстве. В речи "О работе в дерев­не" на январском (1933 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) Сталин, перечис­лив пять главных причин "недостатков нашей работы в деревне", заявил, что "политотделы МТС и совхозов являются одним из тех решающих средств (выделено авт. - И.З.), при помощи которых можно будет устранить эти недостатки в самый короткий срок". При этом подчеркивалось, что "партия уже не может ограничи­ваться отдельными актами вмешательства в процесс сельско­хозяйственного развития. Она должна теперь взять в свои ру­ки руководство колхозами, принять на себя всю ответствен­ность за работу... Без систематического вмешательства со стороны Советской власти в дело колхозного строительства, без ее систематической помощи наладить такое хозяйство невозмож­но" (выделено авт. - И.З.)2.
Примечательно, что формирование этих органов началось за несколько месяцев до январского пленума. Уже в ноябре 1932 г. была создана Комиссия ЦК ВКП(б) в составе П.П. Постышева (председатель), Я.Б. Гамарника, Я.А. Яковлева, Н.И. Ежова и
135
A.M. Маркевича. Ей было поручено до конца года отобрать для политотделов МТС Украины, Северного Кавказа и Нижней Вол­ги 1 тыс. начальников политотделов и 2 тыс. их заместителей. В дальнейшем функции центральной отборочной комиссии вы­полнял Сельскохозяйственный отдел ЦК ВКП(б), который с де­кабря 1932 г. возглавил Л.М. Каганович3. Начало реализации ре­шения, не принятого еще пленумом, разумеется, являлось серьез­ным нарушением Устава партии. Но обстановка требовала дей­ствовать немедленно. К тому же партийные боссы, как видно, ни на минуту не сомневались в том, что участники партийного фору­ма не посмеют усомниться в правильности подготовленных Ста­линым и Кагановичем решений.
Чрезвычайные органы в сельском хозяйстве, прототипом ко­торых послужили армейские политотделы, - известный нонсенс в условиях мирного времени, тем более после грандиозного про­пагандистского спектакля по случаю "наиболее выдающегося в современной истории факта" - выполнения первой пятилетки "не в пять, а в четыре года (точнее в четыре года и три месяца)"4. Но все объяснялось и обосновывалось. Так, например, в связи с "пафосом нового строительства" колхозы и совхозы, созданные в период первой пятилетки, оказались слабыми в политическом и хозяйственном отношении, а потому их во второй пятилетке на­до осваивать, укреплять, добиваться роста урожайности и улуч­шения качества работы и т.п. Или еще: изменилось лицо классо­вого врага в деревне и тактика его борьбы против колхозов и совхозов: "кулак" и вместе с ним "подкулачник" от прямой атаки перешли "к работе тихой сапой", коварно проникнув внутрь со­циалистического хозяйства с тем, чтобы "взорвать его изнутри"5.
Политотделы отличались от обычных партийных органов тем, что они не только на деле, но и юридически обладали пра­вом осуществлять как политические, так и хозяйственные функ­ции: начальник политотдела МТС одновременно являлся замес­тителем директора МТС и наряду с директором отвечал за вы­полнение производственных и заготовительных планов, за орга­низационно-хозяйственное состояние колхозов и т.д. Перед ра­ботниками МТС и колхозниками политотдельцы выступали не только как партийные руководители, но и как администраторы, хозяйственники. На эту особенность политотделов обратил вни­мание начальник Политуправления МТС Наркомзема СССР А.И. Криницкий. Выступая на январском (1933 г.) Пленуме ЦК и на XVII съезде ВКП(б), он охарактеризовал их как органы "пар­тийно-государственные"6. К этому можно добавить, что наличие в составе политотделов заместителя начальника политотдела по ОГПУ позволяло им эффективно выполнять функции каратель-
на
ных органов. Всего же в штате политотделов МТС при его пол­ной укомплектованности было шесть человек: начальник полит­отдела, два заместителя (по партийно-массовой работе и по ОГПУ), помощники по комсомольской работе и по работе среди женщин, редактор многотиражной газеты. Любопытная деталь: в прессе и официальных документах партии о принадлежности второго зама к ведомству ОГПУ умалчивалось; в открытой печа­ти речь шла о двух заместителях по общепартийной работе7.
Другая особенность политотделов как чрезвычайных орга­нов состояла в том, что они не подчинялись сельским райкомам партии (равно как сельским советам и районным земельным ор­ганам), на территории которых размещались и работали. На­чальники политотделов МТС назначались и смещались ЦК ВКП(б) по представлению первых секретарей крайкомов, обко­мов и ЦК компартий союзных республик, а также Политуправ­ления МТС Наркомзема СССР и непосредственно подчинялись (в низшей инстанции) политсектору МТС краевого (областного) земуправления. Заместитель начальника политотдела по ОГПУ подчинялся еще и соответствующим органам ОГПУ. Таким об­разом, существовало как бы два центра руководства партийно-политической (а в известной степени и хозяйственной) работой на селе: политотдел МТС и райком партии.
Вопрос о политотделах был поставлен на совещании в ЦК ВКП(б) по вопросам уборки и хлебозаготовок 8-9 июня 1933 г., на нем присутствовали Сталин, Молотов, Каганович. Основными участниками были представители Урала (Кабанов, Быкин, Ош-винцев, Тарногородский и др.), а также Криницкий и Юркин, воз­главлявшие Политуправления МТС и совхозов при Наркомземе и Наркомсовхозов. Большинство выступавших, пользуясь при­сутствием Сталина, ставили и дебатировали вопросы, касающие­ся полномочий и деятельности политотделов МТС, их взаимоот­ношений с райкомами партии. Сталин вынужден был дать соот­ветствующие разъяснения и прогноз на будущее. Вот некоторые выдержки из его выступления, ставшего основой для постановле­ния ЦК ВКП(б) "О работе политотделов МТС, о колхозной ячей­ке и взаимоотношениях политотделов и райкомов", принятого 15 июня 1933 г.:
"В ЦК нет намерения уничтожить райкомы"; "вы спросите -откуда такая несуразность: район делится на две части, есть кол­хозы, не обслуживаемые МТС, ими непосредственно руководят ячейки, райком, есть вторая часть района, та же территория, тут имеются колхозы и их ячейки в районе деятельности МТС, кото­рыми руководит политотдел"; "два центра создали сознательно, иначе мы не пройдем этот период"; "мы не можем ждать, пока
137
деревня переварится в новых условиях... Мы должны поэтому вмешаться в это извне, из города послать новых людей... кото­рые должны привить коммунистический взгляд. Нужно действо­вать извне, сверху".
И далее: "Политотдельщики являются посланцами города в деревню... чтобы они насаждали изо дня в день взгляды рабо­чего класса... Не дело большевиков ждать чего-нибудь. Больше­вик должен тащить, что не идет к нам, за волосы... на то и су­ществует партия, чтобы она ускоряла то, что выгодно пар­тии рабочего класса" (выделено авт. - И.З.). Сталин признал, что между политотделами и райкомами имеются разногласия. Но "со временем, когда дело утрясется, когда мы добьемся хорошей работы... тогда все пойдет по-старому... Это не значит что полит­отделы мы уничтожим. Но мы тогда права их определим в отно­шении райкомов, они будут более зависимы от райкомов".
Каганович, председательствующий на совещании, быстро со­риентировался: "Как, товарищи, - обратился он к присутствую­щим, - примем поправку т. Сталина? (Общий смех). Кто за по­правку т. Сталина? Прошу поднять руки. Принята". "Разрешите считать проект постановления принятым в основном с тем, что окончательная редакция будет принята в Политбюро".
Речь в данном случае шла о проекте упомянутого постанов­ления ЦК ВКП(б) "О взаимоотношениях между политотделами МТС и райкомами партии", который и был утвержден 15 июня 1933 г.
Устанавливалось, что территориальными ячейками, как и ячейками колхозов, не обслуживавшихся МТС, руководили рай­комы, а ячейками колхозов, обслуживавшихся МТС, - политот­делы. В компетенцию политотделов не входили такие вопросы жизни села, как советское строительство, финансы, просвещение и другие, которыми по-прежнему ведали районные органы на всей территории района8.
Однако наличие двух центров в районе давало о себе знать на всем протяжении политотдельского периода, вплоть до серьез­ных конфликтов между политотделами и райкомами. Как и вся­кие чрезвычайные органы, политотделы создавались на какое-то определенное время. Однако январский (1933 г.) Пленум не отме­тил этого обстоятельства, не указал срок их действия. Только спустя год XVII партийный съезд включил в Устав ВКП(б) спе­циальный пункт, в котором указывалось, что ЦК партии "в целях усиления большевистского руководства" "имеет право создавать на отстающих участках социалистического строительства, при­обретающих особо важное значение для народного хозяйства и страны в целом", политотделы и превращать их в обычные пар­
138
тийные органы "по мере выполнения... своих ударных задач"9. Таким образом, право ЦК ВКП(б) на создание чрезвычайных ор­ганов было подтверждено высшей партийной инстанцией, как и упразднение их после выполнения ими своих задач.
Приведем некоторые комментарии к рассуждениям Сталина на закрытом совещании в ЦК партии в июне 1933 г. в связи с по­литотделами. Здесь прежде всего бросается в глаза дополнитель­ная, откровенно циничная аргументация о причинах создания этих органов. Это положение о том, что работники политотделов как посланцы города в деревню должны "насаждать извне, свер­ху", "изо дня в день" взгляды рабочего класса.
При такой постановке интересы самого крестьянина, его ча­яния, желания, потребности не только не принимались во внима­ние, но и напрочь отбрасывались в интересах рабочего класса, коммунистической идеологии. Полностью игнорировалось то, что крестьянство составляло почти три четверти населения страны, а рабочие - одну четверть. Иначе говоря, ни о какой до­бровольности крестьян к вступлению в колхозы не могло быть и речи. В интересах рабочего класса и его партии коллективиза­цию надо было завершать немедленно и быстро, как и хлебоза­готовки, включая и хлебозакупки, определяемые планами пар­тии, политикой индустриализации.
Из всего сказанного о характере и функциях политотделов следует, что они, несомненно, являлись неконституционными органами. Более того, коль скоро они сочетали функции партий­но-государственных и карательных органов, конституирование их только на пленуме ЦК ВКП(б), даже и после утверждения его решения (с годичным опозданием!) XVII съездом партии, было юридически неправомерным. Требовались, по крайней мере, санкции ЦИК СССР и правительства страны. Обычно такого ро­да решения оформлялись как совместные постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Однако в данном случае это правило бы­ло нарушено, видимо, потому, что делалась попытка замаскиро­вать подлинный характер политотделов, представить их только как партийно-политические органы. Так это было зафиксирова­но и в резолюции январского (1933 г.) Пленума и на XVII съезде партии.
План организации политотделов МТС, разработанный ЦК ВКП(б), предусматривал развертывание основной массы полит­отделов уже к лету 1933 г. В первую очередь (до 1 апреля) их ре­шено было создать на Украине, Северном Кавказе и Нижней Волге, т.е. в районах, где в связи с хлебозаготовками и голодом к началу 1933 г. сложилось наиболее тяжелое, критическое поло­жение. Во вторую очередь (до 1 июля) комплектовались полит­
139
отделы на Средней Волге, в Сибири, Казахстане и Закавказье, в остальных районах - до 1 августа 1933 г.10 Этот план в целом был реализован. К концу 1933 г. политотделы действовали в 2655 (92,9%) МТС страны. Не удалось уложиться в намеченные сроки при комплектовании чрезвычайных органов в республиках Сред­ней Азии: в конце 1933 г. в 59 МТС региона не имелось политот­делов, а в 78 они не были полностью укомплектованы11.
Следует иметь в виду, что если в таких районах страны, как Северный Кавказ, Крым, Поволжье, ЦЧО, Украина, хлопковые области Средней Азии, машинно-тракторные станции уже в 1933 г. охватили абсолютное большинство колхозов, то в Казах­стане, Сибири, на Дальнем Востоке, в Закавказье весной 1934 г. они обслуживали около половины колхозов, на Северо-Западе, в районах Нечерноземного центра, Белоруссии - от четверти до трети, а в районах Европейского Севера - всего 11% колхозов. В то же время, определяя реальное место политотделов в колхоз­ном производстве, можно сказать, что в сфере деятельности МТС в 1933-1934 гг. находились все важнейшие зерновые и сырьевые районы страны. Так что "контрольный пакет акций" всего сельского хозяйства страны, несомненно, принадлежал чрезвычайным органам12.
Заметим, что в политотдельский период еще более сникли, по­теряли свое лицо сельские Советы. Им, как и райкомам партии, было предписано выполнять задачи, поставленные перед политот­делами январским (1933 г.) Пленумом ЦК ВКП(б). На развитие колхозов и сельскохозпроизводства они оказывали весьма неболь­шое влияние, о чем говорилось на совещании в ЦК ВКП(б) по во­просам коллективизации в начале июля 1934 г. Всего на политот­дельскую работу в МТС было послано 17 тыс. коммунистов, из них более 12,5 тыс. - в 1933 г. Это были люди с большим опытом пар­тийной и хозяйственной работы. Многие из них были профессио­нальными партийными работниками, руководителями предпри­ятий и учреждений. Ядро политотделов составляли представители крупных городов и командно-политического состава Красной армии. По данным на конец 1933 г., около 80% начальников по­литотделов состояли в партии более 12 лет, а некоторые (2,4%) вступили в нее до 1917 г. До 40% политотдельцев имели партий­ный стаж более 10 лет. Около половины их (45,6%) и четверть всех политотдельцев получили высшее образование, как правило, партийно-политическое. Средние учебные заведения окончили 45% начальников политотделов и 37% всех работников этих орга­нов. Более половины всех политотдельцев (54,2%) были мобили­зованы с партийно-политической, профсоюзной и хозяйственной работы, около трети - из учебных заведений13.
140
Отдавая должное качественному составу работников полит­отделов МТС, нельзя не отметить, по крайней мере, два недос­татка отобранного контингента. Во-первых, абсолютное боль­шинство политотдельцев не только не являлись специалистами в области сельского хозяйства, но и, как правило, имели смутное представление об этой отрасли; во-вторых, до мобилизации в по­литотделы они находились на руководящей политической и хо­зяйственной работе, т.е. являлись непосредственными представи­телями административно-командной системы с присущими этим должностям стилем и методами работы. "Тертыми калачами" в своей области были представители ОГПУ, отбор которых произ­водился в ведомстве Ягоды, накопившего уже значительный "опыт" кадровых проверок, чисток и карательных акций14.
На первый взгляд задачи, поставленные перед политотдела­ми январским (1933 г.) Пленумом ЦК, были разумны как в стра­тегическом, так и в тактическом отношении, реализация их поз­воляла в короткий срок значительно улучшить положение дел в деревне, добиться подъема сельского хозяйства на основе орга­низационно-хозяйственного укрепления колхозов и МТС. Резо­люция пленума обязывала политотделы развернуть организаци­онно-партийную и политико-воспитательную работу, правильно подобрать и расставить партийные и комсомольские силы, ско­лотить преданный колхозному делу актив. В то же время в резо­люции о политотделах навязчиво проводилась и обосновывалась мысль об особой важности, первостепенности решения двух за­дач: "обеспечения безусловного и своевременного выполнения колхозами и колхозниками своих обязательств перед государст­вом" и очищения колхозов и МТС от "антиобщественных и клас­сово враждебных элементов"15.
Все это полностью соответствовало (и духу, и букве) устано­вочной речи Сталина на пленуме, особенно основополагающему указанию о том, что "партия уже не может теперь ограничиться отдельными актами вмешательства в процесс сельскохозяйствен­ного развития", "должна взять в свои руки руководство колхоза­ми", поскольку "без систематического вмешательства... наладить такое хозяйство невозможно". В резолюции пленума более опре­деленно говорилось о том, каким должно быть это "системати­ческое вмешательство" партии в дела колхозов: "Политические отделы МТС и совхозов должны обеспечить настойчивое, пра­вильное и своевременное применение законов Советского прави­тельства об административных и карательных мерах в отноше­нии организаторов расхищения общественной собственности и саботажа мероприятий партии и правительства в области сель­ского хозяйства"16.
141
Январский (1933 г.) Пленум принял специальную резолюцию "О чистке партии", в которой одобрил решения Политбюро ЦК о проведении чистки партии в 1933 г. и о приостановлении прие­ма в партию до окончания этой кампании. Было дано указание "организовать дело чистки таким образом, чтобы обеспечить в партии железную пролетарскую дисциплину и очищение партий­ных рядов от всех ненадежных, неустойчивых, примазавшихся элементов". Чистка продолжалась до конца 1935 г., а прием в ее ряды был возобновлен только с 1 ноября 1936 г.17 Тем самым за­дача пополнения рядов партийных организаций за счет передо­вых колхозников, поставленная перед политотделами январским пленумом, фактически была снята.
Таким образом, партийные документы, выступления Сталина ориентировали политотделы прежде всего на осуществление в деревне чрезвычайных мер, на продолжение политики "чрезвы­чайщины". Первые донесения политотделов, о чем уже говори­лось, вскрывали подлинную картину состояния колхозов и сель­ского хозяйства после "завершения в основном" сплошной кол­лективизации. И тут в угоду официальной пропаганде (тем более, что донесения носили секретный характер) нельзя было кривить душой: надо было проводить весенний сев, за который на полит­отделы возлагалась вся ответственность.
Опираясь на свои чрезвычайные полномочия, действуя через систему МТС, политотделы полностью взяли на себя оператив­ное решение таких хозяйственных вопросов, как снабжение об­служиваемых ими колхозов семенами, а МТС - горючим и запас­ными частями, обеспечение бригад общественным питанием и т.п. Вместе с тем проводилась и политико-массовая работа, на­правленная на мобилизацию колхозников на выполнение плана посевной кампании, подкрепляемая срочными мерами по преодо­лению последствий голода (продовольственная помощь, борьба с эпидемическими заболеваниями и т.п.). В Казахстане политотде­лы принимали экстраординарные меры по размещению и обуст­ройству возвращавшихся на места прежнего проживания отко-чевников. Инициативу в этом деле проявил политотдел Полудин-ской МТС Карагандинской области. (Начальник политотдела Я.М. Ромм постановлением ЦИК СССР от 7 мая 1934 г. был на­гражден орденом Ленина.)18
В постановлении от 15 июня 1933 г. "О работе политотделов МТС, о колхозной ячейке и о взаимоотношении политотделов и райкомов" ЦК ВКП(б) дал указание организовать в каждом кол­хозе из числа работавших там коммунистов производственную ячейку или кандидатскую группу, а при отсутствии необходимого числа коммунистов (меньше трех) - партийно-комсомольскую
142
группу. В колхозах, не имевших коммунистов, могли создаваться группы сочувствующих во главе с прикрепленным парторганиза­тором. Партийно-комсомольские группы и группы сочувствую­щих были новыми организационными формами партийного ру­ководства колхозами. К концу 1933 г. партийные ячейки и канди­датские группы имелись уже в 50 тыс. колхозах, а партийно-ком­сомольские группы - в 22 тыс. Иначе говоря, почти треть колхо­зов (31,7%) была охвачена партийной сетью, а в 38 тыс. колхозов работали "коммунисты-одиночки", т.е. те, кто не входил в парт­организации.
Однако численность сельской партийной организации не только не увеличилась, но даже сократилась в связи с проведени­ем чистки (некоторая компенсация происходила за счет направ­ления в деревню городских коммунистов). Убыль же коммуни­стов в связи с чисткой превосходила все разумные масштабы. Так, из прошедших чистку к середине 1933 г. в сельских районах Киевской области из партии было исключено 1382 человека (34,2%), переведено в кандидаты - 9,6%, в сочувствующие - 14%. Велика была численность сельских донских и кубанских комму­нистов, исключенных из партии, где чистка началась уже в конце 1932 г. в связи с хлебозаготовками. По данным на первый квар­тал 1933 г., многие партийные организации Кубани и Дона поте­ряли более половины своего состава. Мотивами исключения бы­ли: "проникновение в партию в связи с контрреволюционной це­лью", "связь с классово чуждым элементом" (22,9%), "пассив­ность и примиренчество к кулацкому саботажу, попустительство и содействие воровству и хищению хлеба" (39,1%), "балласт" (14%) и др.»
Обратимся к мотивам исключения 1580 членов партии из сельских районов Белоруссии во второй половине 1933 г. : "клас­сово чуждые элементы" (15,5%), "двурушники" (11,7%), "нару­шители партийной и государственной дисциплины" (30,7%), "пе­рерожденцы" (27,2%), "карьеристы и шкурники" (4,9%), "мораль­но разложившиеся" (9,7%). В этом ряду определений заставляет задуматься их полное соответствие (включая последователь­ность расположения) перечню из шести пунктов постановления, принятого 28 апреля 1933 г.20 Желание применить к исключен­ным все пункты этого постановления довольно четко проявилось в данном случае. По-видимому, на практике нередко шли от ин­струкции к проступку, а не наоборот.
Работники политотделов отдавали себе отчет, к каким нега­тивным последствиям может привести проводимая по указаниям сверху при их непосредственном участии чистка партийных орга­низаций колхозов и МТС. "Происходившая чистка, - информиро­
143
вал Политуправление Наркомзема политсектор МТС Восточной Сибири весной 1933 г., - еще более уменьшила и без того тонкую прослойку деревенских ячеек, поэтому требуются решительные мероприятия для пополнения деревенской партийной организа­ции". В условиях, когда отсутствовал прием в партию, единствен­ным источником пополнения рядов сельских парторганизаций было направление в деревню городских коммунистов. Этот ка­нал использовался, но восполнить потери не мог. Помимо полит­отдельцев (25 тыс., включая политотделы совхозов) на село в 1933 г. было послано около 50 тыс. партийцев21. Чистка партор­ганизаций продолжалась и в 1934 г., хотя в меньших масштабах. За этот год общее число ячеек в колхозах СССР уменьшилось с 30 тыс. до 18,3 тыс., а партийно-комсомольских групп - с 22 тыс. до 15 тыс. Это примерно соответствовало уровню 1932 г. Таким образом, все вернулось на круги своя. Правда, в несколько раз увеличилось число "коммунистов-одиночек" (с 15 тыс. до 38 тыс. на протяжении 1933 г. и до 101,5 тыс. к концу 1934 г.). Удельный вес этой оторванной от партийных организаций группы в ряде областных организаций достигал 40% от всех колхозных комму­нистов, став одной из центральных проблем партийного строи­тельства в деревне22.
Выполняя директивы январского (1933 г.) Пленума ЦК ВКП(б), жесткие установки Сталина и Кагановича, политотде­лам пришлось проводить общую чистку кадров колхозов и МТС - одну из самых жестоких и пагубных по своим последстви­ям акций. По данным политотделов МТС 24 областей, краев и республик, в 1933 г. в результате чистки были сняты с работы в МТС: 45,6% заведующих производственными участками, 39,5% механиков и 27,1% бригадиров тракторных бригад, 30,6% агроно­мов, 36,8% работников бухгалтерий; в колхозах: 14,2% председа­телей, 8,6% бригадиров, 47,3% завхозов, 34,6% кладовщиков, 25% счетоводов, 23,7% учетчиков. В колхозах ряда районов от рабо­ты было отстранено гораздо больше руководящих работников и специалистов. Так, в Казахстане, на Нижней Волге и Северном Кавказе было снято соответственно: 31,5, 29,9 и 26,5% председа­телей колхозов; немало было и таких колхозов, из которых вы­было более половины бригадиров; во многих МТС процент уво­ленных трактористов и агрономов доходил до 50. В донесениях политотделов, в отчетах политсекторов обычно указывалось два мотива, на основании которых освобождались от работы работ­ники МТС и колхозники: "снято" (т.е. признаны непригодными по своим деловым качествам) и "вычищено" (т.е. обвинены во вредительстве, классово враждебной деятельности). Нередко превалировал второй из этих аргументов. Так, во вредительстве
144
было обвинено большинство отстраненных от работы председа­телей колхозов и бригадиров23.
Вот несколько характерных формулировок из заключений о работниках МТС, отнесенных к группе "вычищенных": "вреди­тельский ремонт, палач в белой армии"; "сын помещика, разва­лил финансы МТС"; "служил в белой армии, укрывал запасные части"; "сын крупного торговца, развалил счетный аппарат МТС"; "сын фабриканта-заводчика... проводил вредительский ремонт тракторов"24. В приведенных случаях обвинение во вре­дительстве непосредственно связывалось с принадлежностью к свергнутым классам, даже как бы выводилось из него. Однако нередко такое обвинение выносилось только на основании допу­щенного промаха или срыва в работе (поломка трактора, некаче­ственная пахота или сев и т.д.). Председатели колхозов чаще все­го снимались как не обеспечившие выполнения обязательств колхозов перед государством.
Бесспорно, среди этой огромной массы уволенных из колхо­зов и МТС работников массовых профессий, руководителей и организаторов производства были и такие, кто за низкие дело­вые качества, недобросовестное отношение к своим обязанно­стям заслуживали такого наказания. Но преобладающее боль­шинство стало жертвами пресловутого "классового подхода": велись сознательные и целенаправленные "поиски врага", "сре-жессированные" Сталиным, который, как уже отмечалось, свел к проискам классовых врагов, прежде всего кулаков, все основ­ные трудности деревни. Он предложил искать кулаков внутри колхоза среди "кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей и т.д." Каганович в докладе на январском (1933 г.) Пленуме ЦК "Цели и задачи политических отделов МТС и совхозов" выдви­нул против сельских коммунистов, руководителей колхозов, МТС и совхозов огульное и нелепое обвинение в пособничестве кулачеству, в буржуазном перерождении. Он утверждал, что "совхозники и МТСники не только не чувствуют ответственно­сти в части выполнения плана посева, хлебозаготовок, качества пахоты, но и фактически попадают в плен к буржуазно-кулац­ким перерожденческим элементам и вместе с ними противопос­тавляют себя интересам пролетарского государства". А в докла­де на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников (февраль 1933 г.) он призвал колхозников "поставить своей важнейшей за­дачей под руководством партии добить кулака и с корнем вы­рвать его классовое влияние в колхозах".
Постышев, однако, думал иначе. Выступая в прениях по док­ладу Кагановича на январском пленуме, он сказал: "Сейчас мы имеем дело с крупнейшими хозяйствами, ими надо уметь управ­
145
лятъ (выделено авт. - И.З.). И нечего тут прятаться за спину ку­лака, тем более, что спина у него теперь не такая широкая, как раньше. Тем, что мы будем кричать, что кулаки, вредители, офи­церы, петлюровцы и т.п. элементы срывают уборку или саботи­руют хлебозаготовки, этим мы положение не исправим. А мы где?"25 По существу это была полемика не только с Кагановичем, но и со Сталиным.
Механизмы новых массовых репрессий были заранее проду­маны. В состав политотделов, как уже отмечалось, был введен заместитель начальника политотдела по ОГПУ. На практике ра­бота этих заместителей сводилась к чистке кадров колхозов и МТС, причем в своей оперативной работе они не подчинялись своим непосредственным начальникам, более того, отказывались выполнять их распоряжения, уклонялись от общей политотдель­ской работы.
"С первого дня своей работы в политотделе, - писал в своем донесении в Политуправление МТС Наркомзема СССР началь­ник политотдела МТС Днепропетровской области весной 1933 г., - мой зам. по ОГПУ т. Зайцев сводит свою роль исклю­чительно к арестам, превратил политотдел в камеру следствия, угрожает арестами колхозникам и работникам МТС. Попытка исправить его со стороны политотдела ни к чему не привела". В феврале 1934 г. начальник политотдела Топчихинской МТС Западной Сибири указывал в своем донесении, что его зам. по ОГПУ "оторван от всей работы политотдела, решительно отка­зывается выполнять поручения начальника политотдела", что "большая часть времени у него уходит на составление всякого ро­да сводок и докладов, которые он никому не дает читать". На­чальник политотдела Киргичевской МТС Харьковской области Д. Ортенберг в своем донесении от 3 июня 1933 г. в Политуправ­ление МТС Наркомзема СССР писал, что его зам. по ОГПУ зая­вил: "Вам я не подчинен, работаю по особым указаниям ГПУ. Эти указания вас не касаются, я занимаюсь своей оперативной работой". Некоторые заместители по ОГПУ, отказываясь под­чиняться начальникам политотделов, ссылались при этом на со­ответствующие директивы, полученные ими в областных и крае­вых отделениях ОГПУ26.
Нередко начальники политотделов прямо обвиняли своих заместителей по ОГПУ в перегибах, допущенных при чистке колхозов. Так, начальник политотдела Кимильтейской МТС Восточной Сибири Смирнов в докладной записке в политсектор от 4 октября 1933 г. сообщал, что его зам. по ОГПУ Белолипец-кий неправильно проводил чистку в колхозах, отказался не только проверить собранные материалы вместе с начальником
146

No comments:

Post a Comment

Note: Only a member of this blog may post a comment.